– Сапрыкин? – не оглядываясь, спросил Сашка.
– Я!
– Садись рядом.
Пацан сел рядом с Сашкой.
– Вы как меня узнали?
– По дыху, – серьёзно ответил Сашка. – Я, брат, любого мальчишку за сто метров узнаю по дыху. Помолчи!
Сапрыкин всё так же обожающе глянул на Сашку, прихлопнул рот.
– Солнце садится?
– Садится, – ответил Сапрыкин.
– Бухта гладкая?
– Гладкая.
– Видишь зелёный луч? Смотри на бухту.
– Вижу, – искренне соврал рыжий Сапрыкин.
Сашка молчал.
– А к вам дядя и тётя приехали. Кра-асивые оба! – вздохнул Сапрыкин. – Это правда, что он был в Антарктиде? А тётя – ваша жена? Она, значит, Нютке мамой будет? Или нет?
Сашка молчал. Он стиснул руками неизменный свой прутик так, что побелели суставы.
– Иди, Сапрыкин, домой, – глухо сказал он. – Я посижу один.
– А всё равно они вас найдут. – Сапрыкин был безжалостен.
– Это ты прав, – сказал Сашка. Он поднялся. Сапрыкин шёл рядом.
– А песню не будем петь? – спросил Сапрыкин.
– Какую?
– Какую всегда. «Дрожите, королевские купцы и скаредное лондонское Сити. На шумный праздник, на весёлый пир мы к вам придём… при-дём?» – отчаянным фальцетом завопил Сапрыкин. – А дальше забыл.
– «Мы к вам придём незваными гостями. И никогда мы не умрём, пока качаются светила над снастями».
– Незваные гости – это они?
– Они не гости, Сапрыкин. Они напоминание.
– О чём?
– Потом объясню.
– А пингвины всё-таки не хохочут, Саш. Потом, когда я уж познакомился с ними, были, значит, моменты. Один момент капитальный был, – говорил Васька Прозрачный.
– Слышал по радио. В тундре был и про твои подвиги слышал.
– Ну-у, это не то говорили. Там, значит, так… – Неожиданно Васька осёкся. – Когда магазин закрывается?
– Зачем тебе магазин?
– Ну-у, зайду, узнаю зачем. Я пошёл.
Сашка стоял у окна. Лена сидела на диване у стенки. Хлопнула дверь.
– Здравствуй, Лен, – сказал Сашка.
Она молчала. По лицу её текли слёзы.
– Ты какая сейчас?
– Очень красивая. – И голос её был голосом прежней Ленки.
– А я какой?
– Старый и безобразный.
– Ага, – согласился Сашка и неожиданно широко улыбнулся. – Теперь верю, что ты красивая.
– Не красивая, а обворожительная. А ты босяк.
– Согласен, – смиренно сказал Сашка.
Васька Прозрачный, наплевав на шикарный костюм, сидел на ступеньках крыльца и был своим человеком среди своих же людей.
– Не согласен, – говорил он. – «Вихрь» – мотор капитальный. Ему надо дейвуд внизу подпилить, где выхлоп, и никакого заноса не будет. Утверждаю.
– Где подпилить-то?
– Эх! Давай завтра с утра. А потом на охоту двинем. Идёт? Я, понимаешь, среди льда по траве стосковался.
Он встал, забрал со ступенек бутылки шампанского и пошёл к дому.
– С ума сошёл, Вась, – сказала Лена.
– А чего? Пусть постоит, попенится. Тем более что завтра я вас покидаю. Двигаю в тундру. На лодке. Уже договорился.
– Сапсегай сейчас близко со стадом. Навести старика, – попросил Сашка.
– Это дело! – горячо откликнулся Васька. – Обязан я его повидать или нет?
Смерть Прозрачного
Сапсегай и Васька Прозрачный сидели у небольшого костра. Был конец полярного лета – время жёлтой травы, жёлтого воздуха, жёлтого неяркого солнца. Где-то в тундре неотрывно кричал журавль. Замолкал, и снова печальные трубные звуки плыли над тундрой.
– Слышишь? – сказал Сапсегай. – Остался один. Тоскует.
– Хорошо здесь. – Васька лёг на спину. – Ещё раз в Антарктиду смотаюсь и пойду в пастухи. Возьмёшь?
– Приходи, – согласился Сапсегай. Прислушался. – Олени волнуются.
