Я поступил в Ленинградский финансово-экономический институт им. Н. А. Вознесенского, который через двадцать три дня после начала моей первой сессии, переименовали в Санкт-Петербургский государственный экономический университет или, проще, в Финэк.
Пять лет сессий, зачетов, экзаменов, дипломов, рефератов, спирт Royal, сникерсы, первые йогурты, преподаватели с грустными, нередко хмельными глазами, второй этаж с перемежающимся запахом дешевого кофе и туалетного омбре. Студенты ходили по коридорам института и «в ус не дули», что мы ходим по этажам Ассигнационного банка восемнадцатого века, построенного Джакомо Кваренги. Знал бы итальянец, что построил он это здание не для Екатерины второй, а для голодных студентов, в большинстве своем разгильдяев тысяча девятьсот «девяностых».
Началась студенческая жизнь с колхоза, который оставил впечатление республики Шкид и самого крутого из всех возможных вариантов тимбилдинга.
Шесть раз в неделю мы выезжали на поля собирать картошку. Новобранцев Финэка разделили на полевых работников и грузчиков. Полевые работники объединялись в бригады по десять человек с равным включением парней и девушек. Ударной группой, приравненной к высшей касте, считались грузчики.
В каждой комнате по восемь коек в два этажа. Наше жилье напоминало временный городок хиппи. Ребята без разрешения убегали в ближайший поселок, затаривались водкой, привозили трехлитровые банки с салом. Ходоков ждали и чуть ли не на руках носили по возвращению. Грузчики шалили – воровали и перепродавали картошку. Смотрящие за нами ребята старших курсов неплохо наживались на организации работ студенческих отрядов и за пару месяцев колхозной жизни покупали себе ушастых запорожцев, которые в то время по цвету и по расположению двигателя отдаленно напоминали Porshe Carrera.
Из нас еще не выветрилась идеологическая установка на стахановские подвиги. Старшики без зазрения совести мотивировали молодняк бить рекорды прошлых смен, награждали отличившихся грамотами и откладывали в свой карман выручку от сбыта неучтенной картошки.
Я решил не отставать от предприимчивых старшиков. Поторговался с грузчиками и по тридцать копеек за килограмм договорился с ними о покупке восьми мешков картошки по пятьдесят килограмм. После получения груза я должен был отдать наличными сто двадцать рублей. Оставалось в темном поле найти товар и вывезти его на рынок для продажи, что тоже было непросто, поскольку дорогу у колхоза патрулировали милиционеры и добровольцы.
В согласованный вечер к нашему бараку на жигулях шестой модели подъехал мой папа, и мы отправились разыскивать картошку в чистом поле и в кромешной темноте.
На поиски ушло около часа. Звезды наблюдали за нашими муравьиными попытками найти картошку то в одной, то в другой земляной куче и беззвучно хохотали над нами. Испачкавшись в земле, и, облепив себя со всех сторон колючками репейника, мы наконец-то отыскали картошку. Нас с папой было почти не различить – оба грязные как шахтеры, утыканные репейником, но в свете фонаря с белой улыбкой.
С трудом удалось загрузить восемь мешков в чистую шестерку. Под грузом картошки передняя часть машины заметно приподнялась, а задняя ощутимо просела, и мы медленно поехали в город.
Все прошло хорошо. За три часа груз был доставлен в город и в течение двух дней продан с ожидаемой прибылью, которую мы с папой поделили пополам. Из своей половины я купил себе джинсы неизвестной марки цвета Denim, три бутылки водки, пару банок тушенки и конфет. Как и положено по приезду в колхозную артель меня встретили с большой радостью. Водка со всей снедью разлетелась по голодным студенческим желудкам быстро и незаметно.
