Калиса заняла небольшое кресло у западной стены, на которой висел огромный белый диск Ши – символ правого глаза Анреншена. В то же время через другие двери в зал вошла Тиа и прошла к креслу у восточной стены с красным диском Ака – символом левого глаза Творца.
Наряды жриц зеркально отражали друг друга: белоснежное платье Калисы украшал затейливый узор алого цвета, красное же платье Тиа было расшито серебряными нитями.
Вокруг суетились монастырские служки, заканчивая последние приготовления к молебну. Жрецы и монахи неспешно заполняли зал, ведя тихие беседы. С улицы доносились глухие удары гонга, созывавшего жителей Эрмемари на службу. На первый взгляд этот день ничем не отличался от других. И лишь два человека во всем королевстве знали, что это не так.
Жрица не сводила взгляд с сестры. Ничто в поведении Тиа не выдавало ее греховных намерений. Сама же Калиса была вся как на иголках, словно это она решила нарушить десяток правил и пойти против установленных порядков. Она почувствовала себя соучастницей тайного заговора, отчего по спине пробежал неприятный холодок.
Наконец все заняли свои места, и монахи вознесли утреннюю молитву, призывая всемилостивого Анреншена послать королевству еще один благополучный день, полный спокойствия и благодати, после чего вновь ударили в гонг.
Настало время для тасого-эма – обряда пяти прошений. Стражники отворили северные двери, около которых уже собрались прихожане. В этот раз людей, решивших пройти обряд, было в два раза больше, чем обычно. Ожидая своей очереди, они заглядывали в церемониальный зал со страхом и благоговением. Согласно древнему поверью, чем меньше времени остается до церемонии, тем ближе жрицы к Анреншену, и тем больше шансов, что Творец откликнется на молитвы. И хотя сами жрицы не замечали особых перемен, несколько десятков человек, пришедших этим утром в храм, твердо верили в то, что в скором времени их желания обязательно исполнятся.
Первым в храм вошел дряхлый старик. Опираясь на кривую палку, служившую ему посохом, он, скрипя суставами, с трудом доковылял до середины зала и начал свою речь.
Основная масса просящих – пожилые люди. В детстве Калиса даже думала, что все жители Эрмемари, кроме суми и служек – старики. Тогда из наивного заблуждения Калису вывел настоятель Цуно.
«Обряд пяти прошений называется так неспроста, – пояснил он. – Его можно пройти всего пять раз за всю жизнь. Обычно люди припасают тасого-эма для особых случаев, которые зачастую так и не наступают. В итоге, многие либо приходят, когда их голова уже поседеет, либо не приходят вообще».
Задумавшись, Калиса прослушала речь старика, но она и так догадывалась, о чем тот мог просить: о здоровье и благосостоянии своих детей и внуков. Обычная история. В таком возрасте люди редко просят что-то лично для себя.
А место старца уже заняла молодая женщина.
– Кси-атуа-ноэ! Мой сын… он умирает! – запричитала она, упав на колени перед жрицами. По бледным впалым щекам катились слезы. Исхудавшее тело содрогнулось от плача. – Он еще совсем кроха. Умоляю! Спасите его!
Все внутри сжалось в тугой комок. Калисе хотелось успокоить несчастную мать, но жрицам не полагалось разговаривать с прихожанами, и она никак не могла утешить рыдавшую женщину. Калиса взглянула на Тиа. Плотная вуаль скрывала лицо сестры, но ее поза выдавала напряжение. Тиа потребовалось много времени, чтобы научиться сдерживать себя и не вскакивать с места всякий раз в попытках поддержать или даже обнять убитых горем людей.
