И всё же в дилемме «Ученик правда показал мне фак?!» я немного застряла. Ни одной достойной ответной реакции мой мозг так и не выдал. Я перевела взгляд на остальных. Подростки молча переглядывались, чувствовалось оживление. Я прекрасно знала, что никто не хотел фрау Харт вместо меня. Во-первых, с ней их фокусы не проходили: она подняла бы на уши всю школу. Сначала отчитала бы всех вместе и каждого по отдельности, потом пошла бы к классной, к директору, к завучу. Не поленилась бы обзвонить родителей, настучала бы на каждого, ещё и добавила бы драмы. Добилась бы каких-нибудь штрафных санкций, типа уборки территории или мытья посуды в столовой. Во-вторых, её занятия отличались от моих. Она требовала стопроцентного внимания и беспрекословного выполнения указаний. Я же пыталась выстроить диалог, старалась сообща обсудить тему и разобраться с каждым непонятным пунктом. Даже во время объяснения пыталась наводящими вопросами подтолкнуть на правильную мысль – так они почти сами разбирались с проблемой. Жаль, что зачастую не было шанса превратить отведённое тренингу время в полноценный педагогический процесс: меня всё время втягивали в игры трудных подростков.
В кабинет зашла фрау Харт. Она поздоровалась и не услышала приветствия в ответ. Наверное, мальчиши-плохиши не успели переключить модус игнора. Но взгляд фрау Харт заставил нажать нужный рычаг, и речь снова вернулась. Тихие «халло» послышались с разных мест.
– Ну? Что тут у вас происходит?
– Ничего, – ответил главный по всякого рода затеям.
Эдуард был крепкого телосложения и высокого роста, каштановые волосы закрывали лоб. Оливкового цвета глаза и слегка смуглая кожа выдавали южное происхождение. Его родители были сербами.
– Тогда почему вы до сих пор не работаете? – Фрау Харт в упор посмотрела на Эдуарда.
– А нам ничего не дали, – ответил он, избегая моего взгляда.
Мне хотелось уйти. Ещё хотелось спросить, почему у них у всех вдруг прорезался голос? Почему они так ведут себя именно со мной? Потому что я женщина? Потому что я русская? Почему?! Почему тот же Эдуард здоровается со мной, случайно столкнувшись в магазине, а тут показательно издевается? Но я ничего не сказала. Смотрела ему в глаза, но ответов там не нашла. Никто не знал точный ответ. Даже сам Эдуард.
Фрау Харт одарила меня сочувствующим взглядом. Я поняла, что она догадывалась о причинах звонка. Не раз я пыталась донести до неё, что большого смысла в принудительной подаче тренинга нет – мы детей как будто в секту заманивали. В начале учебного года родителям представили яркую концепцию дополнительных занятий, активное участие в которых якобы гарантировало успешную сдачу экзаменов. Естественно, они подписывали договор, в котором ребёнок обязывался посещать тренинг до конца учебного года. Большинство учеников не имели права голоса – участвовать в этом благом мероприятии или нет. Досрочно выйти из «секты» тоже не могли. В итоге у меня куча недовольных подростков, которые любым способом пытались отстоять свои права. Их не убедили и даже не спросили, наоборот – дали понять, что их мнение ничего не значит.
На мой скромный взгляд, дело это должно было быть исключительно добровольным. И выбирать должны были подростки. Когда, как не в таких ситуациях, им учиться самостоятельно принимать решения и нести за них ответственность? Знаю по своему опыту, что родителю, желающему своему ребёнку самого лучшего, переложить на него груз ответственности непросто. Да и начинать с этим надо значительно раньше. Нужно давать возможность действовать самостоятельно. Сначала простыми задачами, потом посложнее. Интересно выходит: ребёнка в три года учат свободе выбора, а в пятнадцать от этой свободы не остаётся и следа. Внедрить бы тот «открытый концепт» детского сада теперь, а не в дошкольном возрасте.
