Девочки протестующе застонали, но не стали спорить. Эдит молча дернула вверх молнию джемпера на шее, чувствуя смутное облегчение от того, что процедура ее импичмента немного откладывается.
Но тут Борски остановил взгляд за ее плечом и изменился в лице. Теперь его выражение стало понимающим, быть может даже ласковым. Эдит опустила подбородок и краем глаза заметила чуть позади себя руку с разодранными до крови пальцами.
– Не разбегайтесь пока, – произнес тренер и задумчиво почесал шею. – Я что, напоминать вам должен, что вы выбираете капитана?
Все закивали. Исход голосования им был так же очевиден, как и Эдит.
– Кто-нибудь хочет предложить альтернативу действующему капитану? – скучающе осведомился он.
– Лима! – выкрикнула Мэтти, опасливо косясь на Эдит.
– Ветивер!
– Какая неожиданность! Ну, кто за Ветивер?
Вверх взметнулось восемь рук. «За» были все, кроме Робин, двух девочек из младшего шестого класса, их одноклассницы Полы и самих Эдит с Лимой. Борски пересчитал проголосовавших и маркером записал на ладони цифру, как будто бы в этом был хоть какой-то смысл. Восемь из четырнадцати.
Загоняя обратно слезы, Эдит пристально уставилась на собственные черные бутсы. Ничего страшного. Она будет вице-капитаном. Несколько голов и удачных передач в этом сезоне, и скауты обязательно обратят на нее внимание. «Но это твой последний сезон, – напомнил серьезный разумный голос в ее голове. – Пока рядом Лима, ни один скаут на тебя не взглянет».
– Хорошо. Кто за Данлоп?
Поднялись оставшиеся руки: Робин, Пола, стипендиатка Джессика и Марсель, француженка, которую Эдит в прошлом году подтягивала по французской грамматике. Эдит послала каждой по неловкой благодарственной улыбке и вдруг заметила, что Лима тоже подняла руку, не сводя глаз с тренера Борски.
Он ошеломленно уставился на нее.
– Ветивер, опусти руку.
– Почему? Я не могу отдать голос за себя. Нет такого правила, что нельзя голосовать за соперника.
– Зачем ты вообще участвуешь, если голосуешь против самой себя? – поинтересовалась Джессика. – Это контрпродуктивно.
– Капитан – Ветивер! – заявил Борски.
Но Лима отрезала:
– Нет. Я снимаю свою кандидатуру.
Сжимая кулаки, она повернулась к Эдит. В глазах у нее стояли злые слезы.
– Данлоп, если согласна, то повязка твоя.
В горле Эдит пересохло. Ей хотелось в ту же секунду выпалить, что она согласна, но кем бы она себя выставила? Было очевидно, что Лима поступает так только из жалости к ней.
– Команда проголосовала… – начала Эдит.
Но Лима ее перебила:
– Я знаю, что ты хочешь быть капитаном. А я не хочу.
Она с вызовом поглядела на Борски, и в ее глазах мелькнула горечь.
– Мы скоро выпускаемся. Пора переключиться на что-нибудь посерьезнее футбола.
Косясь на Лиму, девочки принялись шептаться. У тренера Борски был такой вид, будто его тошнит.
– Ветивер…
Лима сделала шаг назад – крошечный, почти незаметный. Тогда он закрыл маркер колпачком и устало заключил:
– Капитан – Данлоп. А теперь два круга по полю.
Перед глазами Эдит отпечаталась восьмерка, выведенная черным на ладони тренера.
Во время пробежки сокомандницы нагоняли ее, чтобы поздравить, искренне или из вежливости, но Лима не сказала ни слова. Сколько бы Эдит ни пыталась нагнать ее, та будто нарочно ускорялась. Всю тренировку она то пялилась ей в затылок с растрепанным длинным хвостом, то теряла ее из виду.
Это было странно. Лима, всю жизнь сходившая с ума по футболу, едва ли не в обнимку спавшая с мячом, вдруг заявила, что ей следует найти себе занятие посерьезнее? Та Лима Ветивер, которую Эдит знала, не произнесла бы подобное даже в горячечном бреду. Она явно врала, но зачем?
