– Возьмите, Мастер, – развернув рубаху передо мной, сказала Машка.
Я зажал сигарету в углу губ, слез с подоконника и, развернувшись спиной, вставил руки в рукава, чувствуя, как Машка поддергивает рубаху вверх.
– Застегивай, – я развернулся, снова взял сигарету в руку, чуть отставив в сторону, чтобы не задеть случайно стоящую передо мной Машку, возившуюся с пуговицами.
Свободной рукой я погладил ее обнаженную грудь, пробежал пальцами вверх по шее до подбородка, чуть приподнял Машкину голову вверх, посмотрел в глаза. Она улыбалась, и мне вдруг мучительно захотелось поцеловать ее – просто поцеловать без всей этой «тематической» мишуры. Но я понимал, что сейчас мы оба уже потихоньку поймали волну, каждый свою, и я не могу разрушить это состояние, потому что иначе весь экшн пойдет как попало, а то и вообще не пойдет. Нет, не сегодня.
– Подай ремень, – велел я, и Машка, сделав пару шагов назад, взяла ремень, опустилась на колени и, наклонив голову, протянула его мне на вытянутых вперед руках:
– Возьмите, Мастер.
Черт ее подери, ну, вот почему она не могла быть такой постоянно? Вид ее опущенной головы, поза, мягкий голос, ремень на вытянутых руках – все это доставляло мне такое удовольствие, что я сбивал дыхание. Ну, ведь умела же отыграть, когда хотела – так почему не делать это почаще, зная, как мне нравится такое ее поведение?
Но это была Машка, которая почти всегда делала то, что хотела сама, и, если сегодня она ведет себя именно так, значит, в ее голове есть картинка, которой она следует. К счастью, эта картинка полностью совпадала с моей, что случалось довольно редко. Видимо, долгое отсутствие полноценной Темы и даже ванили заставило ее соскучиться и захотеть чего-то вот такого, как сейчас.
Я взял ремень, пару раз махнул им в воздухе, прислушиваясь к звуку и наблюдая при этом за Машкой, все еще стоявшей на коленях – она прикрыла глаза и закусила нижнюю губу, я хорошо знал, что это значит. Она ждет удара, а его нет, и ее это злит и заводит одновременно.
– Спиной ко мне.
Она развернулась, сложила руки на коленях, опустила голову, и упавшие вперед волосы открыли шею. Я сглотнул и зажмурился на секунду, прогоняя тут же возникшую перед глазами картинку. Нет, сперва не это…
Ремень лег на Машкину спину сперва мягко, с запястья, еще раз, еще – для того, чтобы слегка разогреть кожу. Обычно я делал это флоггером, но сегодня почему-то вот захотелось именно ремня.
Незаметно я вошел в ритм, привычно поймал ту скорость и силу удара, что устраивала и меня самого, и Машку, скользившую за ремнем влево-вправо. Спина ее постепенно краснела, кое-где появлялись чуть более интенсивно окрашенные полосы, и я подумал, что пора сменить девайс, потому что ощущение должно нарастать.
– К стене, – велел я негромко, бросая ремень на пол и беря «кошку».
Машка встала, покачнувшись, подошла к стене и положила на нее руки, но я решил, что надо все-таки ее зафиксировать, потому, повесив плеть на плечо, подошел и сам просунул ее руки в болтавшиеся на крюках кожаные наручи, застегнул ремни, проверил, не вывернется ли из них тонкое Машкино запястье. Попутно прошелся рукой по спине – кожа была горячей.
– Продолжаем, – я отошел назад, снял с плеча «кошку», размахнулся с кисти и нанес удар вдоль позвоночника.
Машка вжалась в стену, уперлась в нее лбом, и я невольно зажмурился, снова увидев ее шею. Так, с закрытыми глазами, нанес еще несколько ударов, потом сменил девайс и посмотрел на Машку – она стояла по-прежнему ровно, только обычно сжатые в такие моменты в кулаки руки разжались, расслабились. Я вдруг понял, что сейчас хочу совсем другого, не продолжения флагелляционной сессии, а совсем другого.
