Вот и хорошо. Значит, это о ней предупреждала интуиция? Хм… было бы с чего так орать? Подумаешь, журналисточка. Не таких на лопатки клали.
Оставшийся день проходит спокойно и даже расслаблено. Интуиция больше не пищит. Я успешно делаю все заказы, пополняю галерею в Инстаграм и ВКонтакте, переписываюсь с клиентами в чатах. Ну вот и всё, ещё один день прошёл, можно идти домой.
Магазин закрывают флористы – им ещё предстоит уборка, а я беру сумочку и выхожу за дверь.
Уже осень, поэтому темнеет намного раньше, а из-за этого теряется сосредоточенность. Поэтому я не сразу замечаю тонированную чёрную машину, что будто хищник крадётся за мной.
Я притормаживаю, оглядываясь, куда можно юркнуть, судорожно ищу в сумочке телефон, жалея, что Лис не поставил мне такую программу-«следилку», какая была у Дарины, когда её забирал мой брат…
Пока я ищу пути отхода, из машины выходят двое мужчин — явно горцы — и направляются ко мне.
Я теряю дар речи. Даже заорать не могу. Только бормочу, как заклинание:
— Не подходите! Не трогайте!
И как назло не могу нащупать телефон.
Тем временем меня хватают — один под подмышки, другой за ноги, как куль — и тащат к машине.
Бесцеремонно забрасывают на заднее сидение…
И только теперь я понимаю, о чём на самом деле предупреждала интуиция…
В тёмном салоне я пытаюсь восстановить дыхание. Сейчас главное не поддаваться панике — она дурной советчик. Мне страшно оглядеться по сторонам. Не хочу наткнуться на мерзкую рожу Асера и его самодовольную ухмылку. Мне хватило тех раз, когда приходилось пересекаться с ним лично.
Только вот в салоне — другой запах, другие флюиды, так сказать. Нежные, женские. И тонкие девичьи руки, которые обвивают мою шею, тоже никак не могут принадлежать Асеру.
— Открой глаза, глупая. Посмотри же на меня!
Я только сейчас понимаю, что зажмурилась от страха. Но голос…Этот мелодичный ласковый голос… Он может принадлежать только одному человеку. Девушке, которую пять долгих лет я считала своей сестрой!
— Лейла!
Не только глаза распахиваю, но и её саму стискиваю так, что ей, бедняжке, наверное, и дышать тяжело.
Лейла звонко и счастливо смеётся. А в уголках её огромных глаз сейчас дрожат слёзы.
— Гульназ, сестрёнка! — она судорожно сжимает мои ладони. — Как же я рада вновь видеть тебя живой и невредимой.
— Твои люди напугали меня! — ласково пеняю.
Она опускает перегородку, которая отделяет заднее сиденье от водительского, и грозно отчитывает парней:
— Вы зачем мою подругу испугали? А?
Они винятся, каются. Хоть и амбалы, но трепещут сейчас перед маленькой тоненькой Лейлой.
— То-то же! — заканчивает она выговор, и вновь отделяет нас от передней части машины.
Подруга включает приглушенный свет, и я вглядываюсь в её личико. Она по-прежнему безупречно красива. Будь я мужчиной — влюбилась бы по уши в такую красоту. Но сейчас в ней появилось что-то особенное. Этакий мудрый свет. Такой же окружает Дарину. Так светится женщина, когда любит и любима. Но как такое возможно? Она же ведь сама говорила, что её жених — Дамир Лероев — настоящие чудовище, наподобие Асера? Что он разрушил её жизнь? Разве женщина, находящаяся в лапах монстра, может так выглядеть? И с таким достоинством выговаривать охране? Она не выглядит запуганной, она выглядит залюбленной.
Но мне надо знать точно, услышать из её уст, глядя в её глаза, сейчас — почти чёрные, но вообще-то — тёмно-зелёные, как тучная листва в середине лета. Поэтому я задаю вопрос, который давно пляшет на языке:
