Ты моя откровенность - страница 16

Мне нравится, когда ко мне приходят немного уставшие от жизни, от повседневных забот женщины и раскрываются здесь. Эти женщины, из-за кого-то или чего-то утратившие веру в себя, в свою притягательность – может, они поверили отфотошопленным фоткам в соцсетях, может мужчины постарались, – у меня здесь себя обретают. Мы не ищем способа возбуждать мужчин. Каждая из нас стремится возбудить саму себя собой, отыскать в себе угасшее желание

– Ну ты нас сегодня размяла, – смеется одна полная ученица лет за пятьдесят. – чувствую, что стала легче кило эдак на сто, как растекусь по пилону соплей, не ототрешь.

Гогочут.

Следующая часть – пилоны. Каждая занимает свое место, сегодня у нас довольно сложный элемент. Поэтому показав, как его исполнять, иду к новичкам, чтобы научить азам.

Здесь наш с ними маленький мир, где царит изящество, красота и взаимопонимание. Занятия закончатся, и кто-то из них отправится домой к детям, кто-то побежит на работу, кто-то сядет в свою дорогущую машину, приедет в офис собственной компании и до самого вечера придется быть сильнее, чем многим из мужчин.

Но с собой из этой студии они унесут ту часть самих себя, которая спала в них до того, как они сюда пришли, и эта их часть уже не уснет. Это тоже свобода.

Они меня обнимают.

Мы здесь почти как семья. По крайней мере я так себя чувствую. У меня настоящей семьи толком и не было. С шести лет я живу с бабулей. Конечно, она для меня даже больше, чем просто семья. Она все, что у меня есть. Мой самый родной человек. Но все же.

Так как бабуля, меня любил только отец. Удивительно, но я хорошо его помню, хоть он и погиб, когда мне было шесть. А вот мать, которая вышла во второй раз и до сих пор жива, как-то стерлась из моей памяти. Не то чтобы я ее забыла, нет, просто ничего хорошего я о ней вспомнить не могу. Зато хорошо помню ее тумаки, хорошо отложилось отношение отчима в памяти, который тоже не раз поднимал на меня руку.

Они не отдавали меня бабуле, та забрала меня сама. Ей мало кто может перечить, да вообще вряд ли кто-то может перечить моей бабуле. Она меня и вырастила.

Наверное, меня подсознательно немного тянет к женщинам такого возраста, как мои подопечные. Любая из них могла бы быть моей матерью. И от этих женщин, которые во мне двадцатилетней души не чают, я получаю больше тепла, чем от родной матери. Да, что там, я вообще не помню, чтобы получала от нее тепла.

Каждый раз мое сердце щемит от нежности, потому что есть вещи, которые, если в детстве не поймал от матери, потом уже никогда не доберешь. Навсегда останешься голодным на любовь, на заботу. Как я.

После занятий мы обычно пьем чай, бывает, что и с тортиком. Хотя, казалось бы, тортики должны быть тут запрещены. Но во-первых – углеводное окно после интенсивных занятий никто не отменял, и все углеводы сгораю в адском огне метаболизма, а во-вторых – мы собираемся здесь не худеть, а раскрывать в себе то, что нам не дает раскрыть странный и не всегда дружелюбный мир за дверями этой студии.

– Ты наше солнышко, Аня, мы от тебя заряжаемся жизнью и радостью, – говорят они мне и сами светятся.

А вот психотерапевт в мое солнышко не поверил, дурак, кто вообще так терапию ведет. У меня темное дно, ага, в башке у тебя дно, Дима.

Занятия заканчиваются, и я выхожу из студии, как всегда это бывает, в приподнятом настроении.