Ты моя откровенность - страница 34

Где-то на третий день моего овощного состояния я задала себе простой вопрос, который почем-ту не задавала ранее: «Что, в сущности, с тобой произошло, Аня, если отбросить эмоции и взглянуть на ситуацию трезво?» И вот что получилось. Это были даже не мысли, а так, будто та часть меня, которая еще сохраняла рассудок, взяла и разложила все по полочкам.

«После того твоего выступления, Аня, когда Тень появился в первый раз, единственное, что тебе нужно было понять – один из твоих почитателей, явно с нездоровой головушкой, начинает тебя преследовать. И что ты должна была сразу же сделать?»

«Как минимум, на время затаится и осмотреться, - отвечала я себе, - конечно, попросить у кого-нибудь помощи и совета. Возможно, нужно было сразу обратиться в полицию».

«А что сделала ты?»

Этот вопрос здравого смысла ответа от меня не требовал. И так было ясно, что ничего разумного я не сделала.

«Что было дальше, Аня?»

А дальше было то, что расскажи такое кому-нибудь, мне скажут в ответ только одно – ты ненормальная. По всему выходило, что меня преследует маньяк. Без всяких экивоков. Ведет какую-то странную игру. Манипулирует, и манипуляция эта ему удается блестяще. Последнее, что он со мной сделал, я воспринимала так, будто это какая-то хоть и страшная, но сказка. Но, если бы я была нормальным человеком, так сразу бы поняла, что он фактически меня изнасиловал. Ко всему прочему именно с ним, с человеком, лица которого я даже не разглядела и не запомнила, с этим извращенным фантомом, я испытала и чувство близости, и физическое желание, а у меня с этим огромные проблемы. И это меня пугало куда сильнее, чем он сам.

Я сказала Диме, что не испытываю желания с мужчиной. Это правда. Я хочу, я мечтаю, мое тело жаждет томления, страсти, нежности, но как только мужчина, причем те, с кем я встречалась, и они мне нравились, приступали к действиям, я скукоживалась, будто покрывалась панцирем. И переставала что-либо чувствовать. А с Тенью – да. Максимально полно, ярко, чувственно.

Не даром бабуля меня заставила ходить к психотерапевту. Я это восприняла как причуду, словно какую-то блажь. Да моя бабуля с чудинкой, но разве я могу сказать, что она будет делать что-то такое только из-за прихоти. Нет, моя бабуля всегда была умна и проницательна. Значит, она точно разглядела во мне что-то такое, от чего ей стало за меня тревожно. «Боже! – думала я, – мне же действительно нужен психотерапевт. Я действительно веду себя неразумно!», – пронеслось в один миг.

И тогда мне стало по-настоящему страшно. Я накрутила себя до такого состояния, что у меня чуть не началась паранойя. Постоянно выглядывала из окна, будучи уверенной, что за мной наблюдают с улицы. Боялась выйти из дома, казалось, что тут же столкнусь с Тенью и снова ничего не смогу с собой поделать. Угроза стала для меня не иллюзорной.

В голове рисовались такие картинки, что из них запросто мог бы получиться приличный хоррор про маньяка, где в конце концов жертву препарируют с особой придумкой.

Теперь мне было не только страшно, но и одиноко. Мне хотелось почувствовать хоть какую-то опору. И так как я не могла найти ее в себе, стала искать эту опору во вне. В какой-то момент, мне захотелось все рассказать кому-то надежному, сильному, уравновешенному и рассудительному. И единственным таким человеком представлялся Кирилл.