Ты моя откровенность - страница 35




Бабуле я боялась рассказывать, чтобы ее не нервировать, слишком она уже стара, не хочу ее тревожить, мало ли что. Психотерапевту Диме я не хотела, точнее, не могла сказать. Потому что… Тень вызывал во мне чувства, а Дима… Они будто день и ночь. Тень был недоступен, а Дима – да, и он был откровенен. Если бы мы попытались, то могли бы. Или нет? Мне нравилась наша откровенность в разговоре. В общем, все было непонятно.

А вот Кирилл да. Рядом с ним мне было спокойно. Он был попросту нормальный. И мне было рядом нормально. И в одну из ночей, когда паранойя моя разыгралась до того, что я не могла уснуть, я ему позвонила.

– Аня, это ты! – голос был сонный, но я слышала, Кирилл был мне рад.

– Кирилл, знаю, не вовремя…

– Да ты что, не беспокойся, говори. Что случилось? Послушай, ты можешь мне довериться. Я могу слушать, ты мне нравишься.

Эта открытость меня подкупала. Впрочем, открытость – вот и все, что я знала о Кирилле. Я не думала о нем больше этого. А сейчас меня гнал страх, и я начала рассказывать. О жизни, о бабуле, о танцах. Обходя Тень. Не решилась рассказать все как есть. Какой-то внутренний ступор. Словно боялась, что он меня осудит, хотя с чего бы ему вообще меня осуждать?

Мы проговорили до самого утра. Обо всем и ни о чем. Но мне стало легче. Я почти успокоилась. Почувствовала, что не так уж одинока и не настолько свихнулась, как мне еще недавно представлялось. Самое главное, Кирилл меня понимал. Я не смогла бы объяснить, что это точно значит. Может об этом мне говорила сама легкость нашего общения и то, как быстро бежало время в этих ночных разговорах.

Потому что это не был не последний наш разговор, после того первого звонка мы созванивались или списывались каждую ночь. Я улыбалась, когда получала от него первое сообщение и до последнего сообщения не думала ни о том, что я ненормальная, ни о Тени, засыпала после и спала без снов. С Кириллом я была обычной девчонкой, которая просто переписывается с обычным милым парнем.

Вот и сейчас я пишу Кириллу сообщение: «Спокойной ночи». И получаю в ответ: «Утро уже». Я улыбаюсь, убираю телефон, но тот снова оживает уведомлением. От бабули. «С чего вдруг ей писать из соседней комнаты?» – думаю я и открываю сообщение.

«Аня, детка, зайди», – читаю я.

Почему-то холодеет в груди и замирает сердце.

Я вскакиваю с кровати, сна как ни бывало, накидываю халат и спешу в комнату к бабуле.

– Присядь, – просит бабуля и похлопывает по кровати, когда я захожу к ней в комнату.

– Что случилось? – спрашиваю я, а сама вижу, что она бледна как никогда, вижу, что ей плохо, но не могу понять от чего именно.

Кладу руку ей на лоб – холодный, температуры нет.

– Так, – бабуля старается чтобы ее голос как обычно звучал властно, но выходит не очень, – Аня, чувствую, что мое время пришло.

– Какое время? Ты о чем? – спрашиваю я, а у самой начинают подрагивать пальцы на руках.

– Умираю я, что тут непонятного.

– Все, бабуль, хватит. Эти твои шутки про смерть уже не смешные вовсе.

– А это не шутка, – отвечает бабуля и тем не менее старается улыбнуться.

И к моему ужасу, я действительно не вижу того привычного лукавства у нее в глазах, когда она шутит. Слишком серьезно она смотрит, и от этой ее серьезности у меня подступает ком к горлу.

Я кидаюсь к телефону, вызываю скорую.

– Ну, вот чего ты психуешь, Аня, угомонись.

– Что значит угомонись?! Сейчас отвезем тебя в больницу!