Ты моя откровенность - страница 39

Тень подходит, опускается на корточки передо мной. Я поднимаю взгляд.

– Не смотри на меня, пожалуйста, – почти шепчет он.

– Почему? – спрашиваю всхлипывая и получается что-то вроде – попп..пче.мууу. Да и все равно я не могу никак унять слезы, все расплывается перед глазами, его лицо, его взгляд. Я не могу никак уловить, какой он, мой Тень.

– Не сейчас.

Я слушаюсь и опускаю взгляд. Он берет мои руки в свои. У него большие теплые ладони. Я снова всхлипываю.

– Ничего не бойся, Аня, ты не одна, запомни это.

– Я тебя боюсь.

– Не стоит.

– Я себя боюсь рядом с тобой. Я теряю контроль. Я отдаюсь человеку, которого не знаю, и который может сделать со мной что угодно.

– Но мать свою и отчима ты знала. Что они сделали?

Я всхлипываю и киваю головой. Он снова прав, хотя логика какая-то странная.

– Я сейчас уйду. А ты запомнишь, что я сказал. Хорошо?

– Я постараюсь.

Он подносит мои руки к своим губам и надолго замирает в поцелуе. Мне и правда становится спокойно. Я почему-то верю ему. Я только что увидела, что люди, которых, несмотря ни на что, я все-таки считала близкими, оказались монстрами. А тот, о ком я в какой-то момент думала, что он монстр, оказался спасителем.

И как мне понимать этот мир? Кто в нем есть кто на самом деле? Кто на самом деле тень, а кто из крови и плоти?

Тень отпускает мои руки, встает и идет к выходу. Я смотрю ему в спину. Не оборачиваясь, уже на пороге он говорит:

– Я тебя не оставлю.

Я слышу его шаги в коридоре. Слышу, как открывается и закрывается дверь. А сама думаю над этими его словами – я тебя не оставлю.

«Не оставишь в покое, или не оставишь потому, что…». Я не могу закончить эту мысль. Нет у меня ответа на этот вопрос. Но у меня, наконец, появляется первая здравая мысль: «Нужно сменить замки».

Известие о смерти Елизаветы Павловны застало меня врасплох. С одной стороны – это освобождало меня от необходимости продолжать сессии с Анной, которым я бы уже давно положил конец, если бы не обязательства перед этой могучей старушкой, которая, к сожалению, почила. Невозможно оставаться профессионалом, когда непонятно кто кого анализирует, и когда я не могу толком сдерживать эмоции, которые вызывает эта девушка во мне.

С другой стороны, что-то противилось во мне такому финалу этой истории. Мне не хотелось лишать себя удовольствия видеть ее, говорить с ней; хотелось, наконец, докопаться до самых глубин ее души и разума, чтобы разгадать это невозможное для мира, который давно меня уже ничем не привлекает и не удивляет – создание.

Передо мной сидит пациент, женщина, а я ни хрена не слышу и не слушаю. Смотрю на эту женщину, а чувство такое, будто наблюдаю за рыбой в аквариуме, беззвучно открывающей рот.

Конечно, я найду что ей сказать. Все выводы я еще сделал после первого сеанса, и на самом деле вообще не важно, что она там изливает.

Люди, как механизмы. Я прекрасно вижу и знаю как и почему вращаются шестеренки в этих механизмах. Мне не составляет труда сразу понять, какая из шестеренок заклинила, и оттого мне с людьми безумно скучно. Они копошатся в своих ничего не значащих проблемах, живут свои мелкие никчемные жизни, но говорят об этом так, будто вся солнечная система вращается вокруг них. Так все расписывают, будто их серые жизни вообще имеют какое-то значение.

Проблема этой моей пациентки решалась просто – ей нужно было продолжать курс назначенного мною лекарства. Моя задача была еще проще, мне было нужно просто дослушать ее и продлить рецепт. Но терпение мое было уже на исходе, и я смотрел на входную дверь, будто ждал оттуда какого-то спасения.