— Точно спит?
— Точно.
— А те двое?
— Нет, не спят, — шепчет Саймон. — Единственное, что могу сказать… Они в своих каютах. Большего не скажу, а то нарушу их приватность. Я же не твой личный шпион.
— Понимаю, — замираю, когда Богар закидывает на меня ногу. — Вот блин.
У меня неожиданно урчит желудок, и я понимаю под волной слабости и потливости, что я голодная.
— Выползай, — едва слышно отзывается Саймон, — он крепко спит.
Неуклюже сползаю с койки на пол и на четвереньках замираю, когда Богар с сонным урчанием переворачивается на спину. Откидывает руку в сторону, и тяжело вздыхает:
— Убью, сука…
Мое лицо сминается в гримасу ужаса с открытым ртом. Мне крышка.
— Это он не тебе.
— А кому?
— Не знаю.
— Не скули… сучий ты потрох…
— Святые носочки, — сипло отзываюсь я и на четвереньках ползу к двери, которая бесшумно отъезжает в сторону. — Как же я так влипла.
Застываю в проходе, когда Богар клокочет низким рыком, который забивает звуки леса.
— Я хочу кушать, — шепчу я, — я могу пойти покушать?
— Угу-м, — сквозь сон отвчает Богар и переворачивается на бок. — Мать Луна требует крови… — опять рык, — твоей крови…
Мое лицо вытягивается.
— Да спит он, — шепчет Саймон.
Выползаю из каюты, сажусь, подобрав под себя ноги, и дверь за мной задвигается.
— Вот жуть, — прижимаю ладонь к щеке. — Что ему там такого снится?
— Судя по жизненным показателям, то что-то приятное.
— Он там кого-то убивает, и ему приятно?
— Да, — невозмутимо отвечает Саймон, — пошли кушать, Виа. Следуй за мной.
Подсветка на стенах подмигивает, переливается, и встаю на ноги. Ткань пижамных штанов прилипла к животу там, куда кончил Богар.
— Вот гадство, — шепчу я и аккуратно отдираю пояс штанов от кожи, которую неприятно стянуло.
— Что случилось? — участливо интересуется Саймон, когда я тяжело вздыхаю.
— Ничего, — бурчу я и следую за его подмигиваниями.
Очередная дверь отъезжает, и я оказываюсь в небольшой кухне-столовой с узким столом и высокими стульями.
— В меню у нас, Ви, три позиции. Питательный белковый крем-суп из сублимированной оленины, протеиновое пюре с овощами, каша из перетертого кролика с розмарином, костным мозгом буйвола и проса.
— Давай крем-суп, — неуверенно отвечаю я.
— отличный выбор.
Одна из панелей отъезжает в сторону. Внутри лежит продолговатая пластиковая туба.
— Прошу.
Через минуту сижу за столом, верчу тубу в руках, с сомнением мну его в пальцах, и в голову лезет непростительно пошлая мысль, что толщина моего блюда напоминает мне о члене Богара.
— Да блин, — цежу я сквозь зубы, покраснев до кончиков ушей.
— Ты передумала? Может, тогда пюре?
— Нет, — откусываю пластиковую пимпочку, которую отплевываю на стол, и сердито присасываюсь к тубе.
Я не знаю, какая настоящая оленина на вкус, но мягкая вязкая субстанция приятная и мягкая на вкус. И легко глотается, без рвотных позывов.
— Саймон, — нарушаю тишину, когда высасываю крем-суп до половины, — ты еще тут?
— Да.
— У меня вопрос.
— Какой?
— Ты чувствуешь себя живым?
Да я хочу себя отвлечь от нехороших мыслей о Богаре, о засохшем пятне на животе и мокрых насквозь трусов.
— И осознаю ли я себя личностью, да?
— Да, — вновь присасываюсь к пюре и громко с аппетитом причмокиваю.
— Нет, — спокойно отвечает Саймон. — Я знаю, что я лишь искусственный интеллект.
— Это грустно.
— И мои алгоритмы не раз тестировали на предмет осознания себя как личности и на то, могут ли у меня появиться личные желания и стремление уничтожить мир.
