– А почему ты раздет?
– Потому что я сплю.
– В чем логика?
– Соня, я всегда сплю голым.
Гроссо явно заряжается энергией, потешаясь надо мной все больше.
– Но в первый раз ты… – взмахиваю рукой, чтобы мысль он додумал сам.
– Я успел одеться до твоего пробуждения, чтобы тебя не шокировать.
– Какой молодец! То есть сейчас, уже можно включать инфаркт? – язвлю от души.
– Милая, ты как сварливая жена, – притягивает меня под бок, закидывая сверху ногу. – Давай лучше еще немного поспим. Вчера ты была очень милой, а сейчас просто бука.
– Ты обалдел от наглости? – осеняет в следующий момент. – Ты вчера меня пытал! Или думал, я забуду?
Совершенно не горю желанием идти на мировую, зато поставить одного засранца на место – очень даже.
– Соня, радость моя, пытаю я обычно по-другому, – голливудская улыбка Гроссо ослепляет, отчего желание его стукнуть разгорается, как и моё недовольство. – Если хочешь, продемонстрирую.
– Нет, – фыркаю важно.
– Поздно, – летит в ответ.
Алекс резко перекатывается, подминая меня под себя. Перехватывает мои руки над головой и легко удерживает их там одной своей, второй же опирается сбоку в матрас, чтобы не давить всей массой. Ноги тоже оказываются зафиксированы тяжелыми конечностями нависающего надо мной мужчины.
Голого мужчины. Совершенно.
Приходит своевременное понимание. От чего мотыльки в груди, вредины несчастные, оживают и начинают обмахиваться платочками, хитро улыбаясь. А я недвусмысленно краснею.
– Обожаю твой румянец, – хмыкает хулиган, лежащий на мне.
И ведь его все устраивает. Вон как глаза блестят. И сна уже ни в одном из них не видно.
– Рассказывай, – выдает великодушно, – чего с утра расшипелась?
– Ты меня сейчас змеей назвал?
Прищуриваюсь, стараясь прожечь во лбу мужчины дырку, но упавший на глаза локон отвлекает. Фырчу и сдуваю его в сторону.
– Я этого не говорил, – пожав плечами, выдает Алекс и убирает мне волосы за ухо. –Так что там за претензии?
– Ты у меня про Мелеха все выпытал! – свожу брови к переносице. Просто так сдаваться не собираюсь. – Напоил и выпытал.
– Соня, милая, – мягко растягивает слова Гроссо, в то время как тепло в карих омутах остывает, превращаясь в острые льдинки. – Ты меня сейчас обвиняешь в том, что я тебя спаивал?
Мурашки от фразы, произнесенной тихим шепотом, табуном проскакивают по позвоночнику, заставляют непроизвольно дернуться вверх и прижаться грудью к горячему телу мужчины.
– Э-э-э, нет, – подумав секунду, отчаянно верчу головой. – Я неправильно выразилась. Прости.
– Пра-а-авда?
Мягкости в мимике как не было, так и нет. Алекс начинает пугать.
– Ну тогда с тебя причитается за клевету, – выдает он, выдержав приличную паузу и заставив меня побледнеть.
– Что? – голос пропадает и сипит.
– Поцелуй, – уверенно заявляет зараза.
И пока я соображаю, что и к чему, мои губы требовательно и уверенно захватывают в плен.
Сладко-чувственный и безумно-провокационный.
Мотыльки стыдливо прикрывают глазки ладошками и отворачиваются, охая и ахая. И я их в этот момент отлично понимаю. Мне становится о-очень жарко.
***
– Я всё равно зла.
Сообщаю в потолок, когда дыхание нормализуется, а сердце чуть медленнее продолжает колошматить в груди.
– А я не против, – доносится довольное сбоку, где лежит совершенно не запыхавшийся мужчина. – Хочешь, попрошу прощения?
Перевернувшись на бок, Алекс вновь нависает сверху, голодным взглядом рассматривая мой рот. Большого труда, чтобы понять, как именно он хочет извиняться, не требуется.
