Парадоксально, но интересней была рыбалка в непогоду, в небольшой шторм. Волны поднимали у берега муть, и к пирсу подходила рыба покрупнее, а в мертвый штиль, когда вода просматривалась на несколько метров, клевала в основном мелочь и вездесущие «собаки». Один раз в ненастье кто-то ушёл у меня настолько большой, что я даже не смог его приподнять вверх после поклёвки. Продержал с минуту двумя руками на леске и «бздынь!» – монстр оборвал крючок и ушёл. Кто же это из крупных морских обитателей позарился тогда на мою креветку – до сих пор интересно.
А вот отцу удалось поймать трофейчик. Надо сказать, что они с мамкой в основном загорали на каменистом пляже, рыбачить с берега было неудобно – повсюду сновали туда-сюда купающиеся. Но всё же отец иногда умудрялся закидывать небольшую, метров на пятнадцать донку, оснащённую одним крючком. И вот как-то раз, стоя на пирсе, я краем глаза увидел какое-то оживление на берегу. Поворачиваю голову – а там картина маслом. Отец выматывает донку, перебирая руками со сверхъестественною скоростью, а на другом конце лески к берегу приближается огромное нечто, периодически выныривая из воды. Я – бегом на берег. А отец там уже в кругу восхищённых зевак.
– Змею! Змею поймали! – кричит кто-то, и толпа вокруг отца увеличивается. А на берегу извивается что-то большое, серебристое.
Я подбегаю ближе – действительно, змея! Никто не решается взять её в руки, и она продолжает извиваться на гальке. Тут неминуемо появились знатоки с версиями – и как только это чудо-юдо не обзывали: и ужом, и морским линём, и даже муреной! Но это был, всего-навсего, обыкновенный угорь. Об этом нам авторитетно заявил Пётр, тот самый «дядя Петфо», где мы квартировали. Угорь оказался длиной 75 см. И в точности помещался по диагонали на развёрнутую газету «Правда»3. Крючок от донки мы нашли у него в печёнке.
Когда мы собрались уже уезжать и запаковали все свои вещи, провожать нас вышла вся семья Пахи – сам сорванец, добродушный дядя Петя, подаривший мне пряжку от ремня с якорем, и Галина Васильевна, ответственная комнатосдачница. Трогательную картину дополнил, неторопливо пришкондыбавший к месту прощания, Суслик. Он сел рядом с хозяевами, вывалил язык и принялся ухмыляться.
Пообещав вернуться на следующий год и непременно к ним же, мы обнялись с дядей Петей и вышли за калитку.
Галина Васильевна махала нам рукой.
Мы пошли по тротуару в направлении автобусной остановки, рядом трусил флегматичный Суслик.
– Надеюсь, он с нами до аэропорта не поедет? – обеспокоилась мама.
Но тут Галина Васильевна зычно позвала из-за ограды:
– Шустрик! А ну-ка, домой немедленно!
Мы недоумённо переглянулись, а собака остановилась и прислушалась.
– Шустрик! Я кому сказала! – повторила хозяйка.
Пёс виновато посмотрел на нас, повернулся и неторопливо побежал обратно.
– Шустрик? – непонимающе повторила мама. – Какой ещё Шустрик?
– Шустрик… – задумчиво протянул отец. – Шустрик… Суслик… Шустрик!
Тут наконец-то до нас дошёл весь смысл происходящего, и обнажилась страшная правда.
Бедный пёс. Ведь для нас он весь отпуск был Сусликом!
Тогда мы начали смеяться и смеялись очень долго, на остановке, по пути в аэропорт, в самолёте, уже дома, по приезду. А больше всего веселились почему-то зимой, потому что среди мороза и снега было особенно приятно вспоминать эту историю.
