– Метишь мне в живот, Кенлар, чтобы наверняка разнести все кишки? Не боишься изгваздать стену дома своего друга?
– Не хотелось бы, – серьезно ответил Кенлар, чуть повел пистолетом. – Это просто на всякий случай. И для наглядности.
– Какой всякий случай, Кенлар? Я пришел не шантажировать и не угрожать, а мириться, подтвердить наши взаимовыгодные договоренности. Но твой друг… – Арунидис развел руками. Главное – не выказать перед Кенларом слабость и страх. Ни за что. Никогда. – Твой друг, который так часто совершает деловые поездки, стараясь при этом не обременять таможенную службу излишней информацией – он же меня чуть не застрелил! Признаю – я взял неверный тон. Я, возможно, зарвался. И меня… порядком удивили ваши гостьи. Смутили и выбили из равновесия. Хотя это меня и не оправдывает…
А ведь визит оказался на редкость плодотворным. Он не спросил всего, что хотел, но узнал больше, чем мог себе вообразить. Но вопросы лишь множились. И… жена Хеймира Хольгерстона, да и дочь, так на нее похожая… Красивые – но его не интересовала женская красота. Прежде он видел обеих только издали, но, что куда важнее – не обращал внимания. Напрасно! И зачем он выдал себя, почему не утаил, что узнал Сю-Джин и Ллайну? Чтобы похвастаться? Вернуть себе инициативу? Или понадеялся, что его… собеседники сочтут непрактичным убивать его, не выявив источник его знаний?
Совершил ли он ошибку, решив нанести визит? Пожалуй. Но от этого никуда не деться: ошибки будут всегда, поскольку невозможно учесть все факторы. Главное, чтобы его нынешняя ошибка не стала для него роковой.
– Кенлар! Я тебе говорил уже неоднократно – я отнюдь не в восторге от наших отношений. Я бы хотел улучшить их, исправить то, что можно!
Арунидис прокручивал всевозможные варианты. Самое правильное – попытаться сгладить углы, разрешить конфликт. Разыграть благожелательность и понимание. Он вовсе не хотел, чтобы Кенлар держался настороже сам и держал наготове пистолет. Нужно успокоить его, убаюкать подозрительность, напомнить, что, конечно же, их договор в силе, и Арунидис не собирается от него отступать. Главное – не переиграть, вести себя сдержанно и разумно, поскольку Кенлар очень чуткий на фальшь. Так странно.
Зарываться нельзя. Ни сейчас, ни вообще. Арунидис твердо это выучил – еще очень давно. В конце концов, в истории Лиоренции были… прецеденты, когда Совет Двенадцати смещал Понтификов и Великих инквизиторов, вообразивших, будто власти у них больше, чем есть на самом деле. Не только смещал, но и вешал на потеху толпе на периллах лоджии Сенатского дворца.
– А я, по-твоему, не заинтересован в улучшении наших отношений, к которому ты, с твоих слов, так стремишься? – спросил Кенлар. – Не могу же я верить, что ты с готовностью проглотишь мои оскорбления и угрозы? Мне совершенно невыгодно угрожать тебе. Вредно для будущего. Я бы и хотел убрать пистолет, но не могу – это слишком большой риск – здесь и сейчас, когда за нами наблюдают твои… сотрудники.
– И где же выход?
– Ты помнишь, что обещал? – сказал Кенлар.
– Конечно! – охотно ответил Арунидис.
«Я помню, милый мой. Помню – не беспокойся!»
Он еще раз подтвердил свое обещание – насчет Юста Хольгерстона. Обещание, которое он не планировал выполнять, хотя не выполнять его не имелось никаких разумных оснований.
Ну что же – Кенлар его не отпустит, чтобы он не мог помешать двум Созерцательницам спокойно покинуть Лоретто. Надо принять это и не противиться. Войти, так сказать, в положение Кенлара и не держать на него обиду.
