Женщины, вымотанные днём, немного оживились только к вечеру. Пройдя все положенные мероприятия, утомлённые, но словно очищенные, они расслабились только после ужина. Вернувшись из бани, раскрасневшиеся, с наслаждением выпили по стакану крепкого, обжигающего чая с мёдом и легли в аккуратно застеленные, пахнущие порошком и свежестью постели, которые подготовила Зиночка.
– Красота, как же я люблю этот момент! – сказала Арина, вытянувшись на кровати, чувствуя каждой клеточкой тела прикосновение ткани, хрустящей от чистоты. Её голос был каким-то особенно тёплым, почти детским.
– Какой именно момент? – спросила Мария, допивая чай и с любопытством посмотрев на неё.
– Когда после горячей бани ложишься в идеально чистую постель, и вот это первое прикосновение, – Арина закрыла глаза, будто прочувствовала всё заново. – Как будто кто-то тёплый, заботливый, невидимый тебя ласкает, обнимает, укутывает чем-то неощутимым?! Нежность, да и только. А через пару дней это ощущение исчезает, будто его и не было.
– Да, я тоже такое чувствую, – отозвалась Мария, улыбаясь. – И правда, странно, как быстро уходит.
Неожиданно в палату распахнулась дверь, начался ужин.
– Девочки, поднимаемся, столовая работает по графику! – тишину разрезал голос дежурной.
– Весь кайф сломала, – с досадой протянула Арина, нехотя вставая. – После бани, если честно, есть совсем не хочется.
– Потому что чаю напились. А здесь не дома, не встанешь через час к холодильнику за бутербродом. Надо идти, – рассудительно заметила Мария.
– Понятно. Ладно, пошли, – кивнула Арина, тяжело поднимаясь.
Так закончился суматошный, наполненный мелкими событиями день. Женщины поужинали, разделись и улеглись в кровати. Свет уже был выключен, но за окном ещё оставалась дымчатая, блёклая вечерняя заря. В палате стоял полумрак, не читать, ни что-то делать не хотелось. Тишина, звуки больничной жизни за дверью, редкие гудки с улицы, всё стихло.
– Арин, расскажи дальше, – осторожно проговорила Мария, почти шёпотом, будто опасаясь вспугнуть что-то хрупкое.
Арина не ответила сразу. Но по тому, как повернулась, по тихому шороху одеяла стало ясно, что она ждала этого. Хранила в себе остаток истории, как тайный узел на душе, который давно просился развязаться.
– Хорошо, – тихо сказала она, чуть помолчав, и в её голосе прозвучала странная смесь готовности и страха. – В общем, дали мне тогда пять лет. И отправили в Красноярский край, в женскую колонию. Признаюсь честно, я была в панике. До одурения боялась! Я себе тюрьму представляла, как ад на земле: мрак, пытки, вонь, насилие. Но всё оказалось не так страшно. Нет, легко не было, но и чудовищ тоже не оказалось.
Мы жили не в камерах, а в большом помещении, вроде казармы. Просторная, светлая комната с двухъярусными железными кроватями. В два длинных ряда. У каждой женщины своя тумбочка. В углу, противоположном от двери, стояли четыре отдельные кровати. Там размещалась «элита» отряда: старшая и её приближённые. Простые панцирные сетки, но с покрывалами. Эта часть комнаты всегда была прибрана и на удивление уютная. Старшая следила за порядком, без её ведома ничего не решалось. На сорок человек был свой душ, столовая, даже баня раз в месяц. У каждого – своё место, свой уклад. Мы жили по строгим, но понятным правилам. И, знаешь, я тогда ещё не понимала, как мне повезло попасть именно туда?! Потому что в других отрядах был мрак. Там выживает тот, кто первым ударит. Ни у кого нет ничего своего. Спрятал сигарету, если нашли, то избили. Затаил обиду – мстили ночью.
