Мария замолчала, давая подруге время. Она понимала, что не просто так взять и вывернуть свою душу. Особенно те места, что болят до сих пор. Где спрятана обида, стыд, тоска. И от себя тоже тяжело. Может быть, потому, что перед чужим человеком говорить легче? Он не судит, не знает всех деталей, не смотрит с укором?
– У меня была не просто плохая жизнь, – тихо, почти шёпотом начала Арина. – Она была грязной, местами отвратительной, даже страшной. Ты готова это всё услышать и не отвернуться от меня?
– Готова, – серьёзно проговорила Мария. – Теперь мне уже многое по плечу. Слишком много поняла здесь. Мы обе упали очень низко, но, может быть, это не конец, а начало? Только бы успеть понять, как жить дальше, и для чего? – она вдруг сказала, глядя на Арину с какой-то неожиданной ясностью в голосе: – А ты знаешь, что я поняла здесь, отчётливо?
– Что?
– Что у нас есть два учителя: время и жизнь. Жизнь учит правильно распоряжаться временем, а время ценить саму жизнь.
Арина, поражённая простотой и глубиной этих слов, широко открыла глаза.
– Ничего себе?! Как это точно! Как будто про нас.
– Вот потому и расскажем друг другу всё. Без утайки. А потом поймём, куда идти дальше?!
Арина перевела взгляд на всегда молчавшую соседку, лежавшую у стены.
– Лика, ты не против, если мы немного пооткровенничаем? – с лёгкой робостью спросила она.
Та медленно поднялась, перевернула подушку и, устроившись поудобнее, кивнула.
– Нет, что ты, с удовольствием послушаю. Всё равно скучно, глядеть в стену надоело, – безразлично сказала та.
– Ну вот и отлично, – подбадривающе поддержала Мария, взглянув на Арину. – Теперь всё в твоих руках. Рассказывай!
Арина немного помолчала, будто что-то прокручивала в голове, затем тяжело вздохнула и начала говорить. Голос звучал ровно, спокойно, но за этой внешней тишиной ощущалась глубина, как у зимнего озера, покрытого льдом. Рассказ был долгий, сдержанный, будто прокалённый временем, и в то же время обжигающе откровенный.
– Ну, слушайте. Я родилась далеко на Севере, в закрытом городе, на Таймырском полуострове. Там жизнь совсем другая, не такая, как здесь. Природа у нас особенная, я бы даже сказала, тяжёлая и упрямая. Мой город стоит прямо на вечной мерзлоте. Деревья там не растут в привычном понимании, вернее, они есть, но какие-то ущербные, низенькие, будто сгорбленные под тяжестью неба. Всё мелкое, хрупкое, слабенькое. Корни пробиться не могут, внизу лёд. Вечный, как само время. Если и тянутся деревья вверх, то прозрачные такие, с редкими ветками, словно призраки. Сосны совсем жиденькие, а берёзы хоть как-то листочками прикрываются, но ненадолго. Лето короткое, как вспышка. Оно приходит резко и уходит быстро, не успев согреть.
Жить там – это не просто существовать, это постоянная борьба. Продукты завозят самолётами и кораблями по суше пути нет. Летом порт работает, и тогда всё в городе оживает. Люди запасаются впрок, словно готовятся к осаде. Ты не поверишь, но я вкус настоящей картошки впервые узнала уже на большой земле?! Мы там ели порошковую и сушёную. Даже не представляла, что она может быть такой вкусной, особенно жареная! Рыбы было много, зато мясо – редкость. Фрукты появлялись только летом, да и то их было так мало, что детям и наесться толком не удавалось. В остальное время сухофрукты, сухое молоко, тушёнка. Но тогда мне это казалось нормой. Просто я другого не знала. Мы понимали, что живём в отрезанном, забытом краю.
