Сегодня томная луна,
Как пленная царевна,
Грустна, задумчива, бледна
И безнадежна влюблена.
Сегодня музыка больна,
Едва звучит напевно.
Она капризна и нежна,
И холодна, и гневна.
Коротка летняя ночь. Светлеет небо, луна бледнеет, выключили фонарь, царит в беседке полумрак. Окреп голос девушки и звучит живей.
Благодарю вас, милый друг,
За тайные свиданья.
За незабвенные слова
И пылкие признанья.
Они, как яркие огни,
Горят в моем ненастье,
За эти золотые дни
Украденного счастья
Благодарю вас за любовь
Зашевелился Алексей, заскрипел скамейкой, брякнул стеклом, спугнул тишину. Сердито зарокотала гитара и Лиза шепотом кричала.
Я поднимаю свой бокал,
За неизменность смены,
За наши новые пути
И новые измены……..
Я знаю Вы совсем не тот
Кто мне для счастья нужен.
А он … иной. Но пусть он ждет,
Пока мы кончим ужин.
Сменив гнев на милость, вновь нежно струны зазвучали. Подбирая аккорды, Лиза склонила голову, прислушиваясь к гитаре и словно отвечая ей, запела только для неё.
В этой комнате проснемся мы с тобой.
В этой комнате – от солнца молодой.
Половицы в этой комнате скрипят.
Окна низкие выходят прямо в сад.
А в буфете есть вчерашнее вино
Под часами замолчавшими давно.
Подняла голову и уже всем, веселее, но с грустинкою.
Слышишь – травами пахнуло и росой?
Побеги скорее по саду босой.
В эту яблоню все сердце окуни…
Осыпаются под ветром наши дни,
Облетает захмелевшая душа,
А сама-то ты – как яблонь – хороша.
Смолкла гитара. В наступившей тишине пенье птиц приветствовало приближающееся утро. Полыхнуло небо алым на востоке, словно заря застеснялась песен в её честь. Татьяна похлопала в ладошки.
– Золото ты Лизочка. Тебе бы на сцену.
– В самом деле. На Алкиной фабрике вообще такие канарейки чирикают. А в вас душа. Лиза, а это ваши песни.
– Нет. Наши. Это Александр Вертинский. Первый российский бард. А в Москве его, что – не слушают?
– Ну…
Замялся Михаил, ему было неловко, он даже имени такого не слышал, не то, что песен. Вертинский, Вертинский? – вертелось в голове. Высоцкий, Окуджава, Ким, но Вертинского среди бардов вспомнить так и не смог.
– А она и на свои стихи поет. – Лариса откровенно зевнула. –Лизочка, душечка спой из своих. Ну, хотя бы Шаловливый ветерок.
– А спокойной ночи малыши – не хочешь? Алексей нас накормил, в баньке попарил, Павел насмешил, я повеселила, а баиньки сами укладывайтесь. Я спать пошла.
Наигрывая на гитаре и тихонько напевая; «Спи моя радость усни, в окнах погасли огни», она вышла из беседки и, перекинув гитару в одну руку, сладко, сладко потянулась. Первые лучи солнца от окошка домика зайчиками по деке гитары, ореолом вокруг головы Лизы. Миг и девушка улетит, но она шагнула на крыльцо и, закрывшись за ней, тихо скрипнула дверь.
– Павлуша, пойдем и мы.
– На посошок. – Предложил Алексей.
Уже выходящий Павел повернулся. Взял стопку, но Татьяна мягко забрала её и одним глотком, не морщась выпила. Взяла кусочек мяса и перед тем, как вбросить его в рот сделала книксен.
– Спасибо всем. На обед к нам. Обещаю холодник. – Обняла за талию супруга. – Пойдем, Павлуша, я вместо посошка.
Встала и Лариса.
– Чао, мальчики. Я без посошка, сама, сама.
Проводив Ларису взглядом, Алексей тяжело вздохнул, посмотрел на остатки пиршества. Поднял едва початую бутылку.
– На посошок? Или?
– А что, или?
– Берем удочки, закуску и на бережок.
– Берем.
Михаил был согласен на все. Сколько было выпито, да и выпитое о себе не сильно напоминало. Хорошая закуска, ночное купание, утренняя прохлада и вместо пьяни легкий хмель.
