Убери луну - страница 24
– не такая уж и кроха) говорила, что все будет хорошо, несмотря ни на что. Мы просто смотрели друг на друга, и я в жизни не ощущала себя более мудрой или совершенной.
Затем все-таки пришлось вернуть малышку Джен, которая отлично справилась с ее рождением. Эта девочка потрясающая, папа. Удивительная.
Потом из комнаты ожидания пришли Джош с Себастьяном. Себастьян вбежал в палату с плюшевым кроликом в руках и сразу заявил: «Привет, сестренка! Ты такая милая!» А затем расплакался от избытка чувств, поцеловал малышку в лоб и сказал, что любит ее. Тут уж разревелись все.
Вскоре появилась мама и в кои-то веки не стала сетовать, как ей грустно, что тебя нет рядом. Напротив, она сияла от счастья, а когда узнала от Джен имя малышки, то сказала: «Как красиво! Чудесное имя!» – и обняла меня.
Палату переполняла всеобщая любовь. Ты тоже наверняка это почувствовал.
Позже в тот же день мы с Джошем забрали к себе на ночь Себастьяна, чтобы Джен смогла отдохнуть, и он рассмеялся, увидев, что Пебблз улеглась спать на его кровати. А Джен – ну, ты же ее знаешь – уже через два дня встала на ноги и принялась всем вокруг рассказывать про кровь и болезненное мочеиспускание.
Папа, я так счастлива. Наблюдать за рождением Октавии было настоящим чудом. Да-да, знаю, дети рождаются каждый день. И все равно – это чудо.
Поздравляю, папочка! Хорошенько позаботься о маленькой внучке и ее старшем брате. Люблю тебя!
Лорен.
– Не думай, что это из-за твоей болезни, – заявила Джен две недели спустя. – Мне всегда хотелось дать дочери второе имя Лорен.
И превратила тетушку в няньку. Джен хотела принять душ и вздремнуть; Дариус с Себастьяном ушли в библиотеку и собирались пообедать в «Ньюпорт кримери». Пришлось звать Лорен, которая ничуть не возражала.
Малышка Октавия крутилась, плакала и пачкала подгузники (разве можно после этого прежними глазами смотреть на тыквенный пирог?). Усадив ее в коляску, Лорен взяла девочку на прогулку – пусть подышит свежим воздухом и получит витамин D. Неторопливые шаги тети малышку ничуть не раздражали, Октавия лишь тихо кряхтела и похрюкивала, словно очаровательный крошечный поросенок.
– Поздравляю, – заметила какая-то женщина со скамейки в парке.
– Спасибо, – с улыбкой отозвалась Лорен. – Это моя племянница.
Вернувшись домой, она дала малышке бутылочку и в очередной раз сменила подгузник, а после села в кресло и, приподняв сведенные вместе ноги, положила девочку к себе на колени. И заглянула в ее необычные глаза, такие большие и мудрые, словно малышка все понимала.
Вскоре Октавия зевнула, и образцовая тетушка не удержалась от радостной улыбки. Когда малышка заерзала на коленях, Лорен положила ее к себе на плечо и, тихо мурлыча что-то под нос, погладила по спинке. Минут через пять девочка затихла, и добровольная няня, переложив ее на сгиб руки, принялась любоваться прелестными ресничками, шелковистыми бровками, бледно-коричневой кожей – почти того же оттенка, что у Себастьяна, – милыми каштановыми волосиками и прекраснейшим ротиком на свете.
Вскоре по щеке покатилась соленая капля. Лорен сама не заметила, как расплакалась. Она не издавала ни звука, но слезы текли не переставая.
Лорен вдруг с болезненной уверенностью ощутила, что более близкого общения с детьми у нее не будет. Ей самой не суждено стать матерью и пережить счастливый миг, выпавший на долю Джен и Дариуса в родильной палате, не дано увидеть у ребенка глаза как у Джошуа или свои уши.