Охотники использовали этот феномен в своих интересах, но по-своему. Они знали, что драконы могут слышать мысли, но они также знали, что драконы воспринимают сильные эмоции. Если охотники могли подавить свои страхи и вместо этого генерировать мощную волну ненависти или агрессии, это могло запутать дракона, заставив его сосредоточиться на этих эмоциях, а не на реальных планах. Это было рискованно, но иногда срабатывало. Они также использовали тактику "ментальных ловушек": группа охотников могла намеренно транслировать ложные мысли о своём местонахождении или намерении, чтобы отвлечь дракона от истинной засады. Это требовало невероятной координации и ментальной силы, но давало хоть какой-то шанс на успех.
В результате, каждый человек жил в своей собственной ментальной тюрьме. Отсутствие искреннего общения, постоянный страх быть "прочитанным" – всё это разъедало общество изнутри. Семьи отчуждались, друзья не доверяли друг другу, а любые проявления привязанности или сочувствия были подавлены, чтобы не стать уязвимостью. В этом мире, где выживание было единственной целью, люди научились существовать в полном ментальном безмолвии, лишь изредка позволяя себе короткие, осторожные проблески истинных чувств, словно редкие всполохи молнии в тёмной грозе. Это было тяжёлое бремя, которое каждый нёс в себе, и оно делало мир ещё более холодным и одиноким местом, где даже самые громкие крики души оставались не услышанными.
Предчувствие перемен
Кайл был человеком прагматичным. Он верил в то, что видел, в сталь своего гарпуна, в надёжность своего снаряжения, в непоколебимость своих навыков. Он не был склонен к мистике или пустым предчувствиям. Его жизнь была чередой предсказуемых циклов: выслеживание, убийство, сбор ресурсов, продажа, отдых, и снова по кругу. Но в последние недели, по мере того как приближалась его очередная вылазка, внутри него росло странное, тревожное ощущение, которое он не мог ни объяснить, ни подавить.
Это было не просто обычное беспокойство перед опасной охотой. Он переживал сотни таких охот, и каждая из них несла в себе смертельный риск. Нет, это было другое. Это было словно лёгкий холодок, пробегающий по спине, когда небо чистое, но ты чувствуешь приближение бури. Это было ощущение чего-то необратимого, чего-то, что изменит всё, к чему он привык.
Предчувствие начало проявляться в мелочах. Обычно Кайл спал глубоким, тяжёлым сном, лишённым сновидений, словно его разум отключался от жестокой реальности. Но теперь ему снились странные, яркие сны. Он видел себя, но не в своей броне охотника, а словно… парящим в небе. Он видел древние руины, которые почему-то казались ему живыми, словно они пытались что-то сказать. А иногда, в этих снах, он слышал не слова, а чистые, звенящие мысли, наполненные невиданной мудростью и каким-то глубоким, всеобъемлющим горем. Просыпаясь, он чувствовал себя более уставшим, чем до сна, а эти неясные образы и звуки оставались в его сознании, вызывая глухое беспокойство.
Днём, во время подготовки к охоте, его обычно железная концентрация давала сбои. Он ловил себя на том, что смотрит на небо не с привычной расчётливостью охотника, а с какой-то новой, неясной тоской. Он стал замечать детали, которые раньше игнорировал: как ветер шелестит в редких, выживших кустах, как одинокий цветок пробивается сквозь трещины в камнях, как птицы поют, несмотря на окружающую разруху. Эти мелочи, которые раньше были лишь фоном, теперь приобретали особую остроту, словно мир пытался донести до него нечто важное.
