Убийца-гуманист - страница 3
Очень скоро защита от гипотетического противника была забыта и речь зашла об устранении потенциальных целей. Я не слишком хорошо понимал, что это значит для меня, но обучался с поражающей воображение легкостью. Задушить гарротой, отравить, вспороть брюхо, вышибить мозги через глаз выстрелом из снайперской винтовки, грамотно размозжить затылок… Пришлось изучать разные методы сворачивания шеи… Я освоил множество техник, трудился каждый день, как пчелка, и мы с Роберто хорошо ладили, хотя никакая особая связь между нами не возникла.
Малыш Роберто хотел, чтобы я звал его Толстяком Сайрусом. Такую он выбрал себе боевую профессиональную кличку. Будь он львом, не моргнув глазом отдал бы своих львят гиенам за жалкий стейк, не переставая пресмыкаться перед женой.
В стрелковом клубе я дни напролет палил по движущимся мишеням, потрясая воображение завсегдатаев, но ни с кем не общался: Сайрус запретил мне вступать в разговоры с клиентами. Однажды утром какой-то пузан щелкнул пальцами и процедил сквозь зубы приказным тоном:
– Эй ты, принеси банку «Швепса»!
Я подчинился, взял в баре содовую, чтобы отнести клиенту, но тут вмешался Сайрус:
– Малыш тебе не подавальщик, уяснил?
– Ладно, ладно, я не знал! Что парень тут делает? Он ваш сын? – спросил любитель газировки.
Сайрус подмигнул мне и сказал:
– Покажи, кто ты есть, Бабински.
Я взял мою «Беретту 92» и всадил в мишень все пули.
Сайрус нажал на кнопку, и картонка медленно подплыла к нам. Все пули попали в яблочко, и обалдевший толстяк посмотрел на меня, как правоверный иудей на Моисея, спустившегося с горы Синай с двумя Скрижалями Завета в руках.
– Все ясно? – поинтересовался мой ментор.
В следующий раз он решился на новый опыт и повез меня и двух своих приятелей в Солонь. На зеленый луг. На охоту. Он мне рассказывал про серого гуся, колхидского фазана, глухого бекаса, золотистую ржанку и дикого кролика…
Помню, как мы собачились.
– Не-хо-чу-уби-вать-жи-вот-ных! – упирался я.
– Ты и не будешь, успокойся, Бабински, – пообещал Толстяк Сайрус в присутствии двух болванов с ружьями.
– А что тогда?
– Мы поохотимся, а вечером съедим дичь, которую добудем.
– Как можно есть птицу, набитую дробью?
– Не позорь меня перед ребятами, Бабински!
– Я не застрелю ни одну зверушку!
– Ты должен показать им класс!
– Зачем?
– А затем, что с огнестрельным оружием в руках ты напоминаешь Бога!
– Я не хочу убивать невинных!
– Черт, Бабински, завязывай с глупостями! Ты ведь ешь мясо и рыбу, так? А как они, по-твоему, попадают на тарелки?
– Я не вижу их мучений.
– Что это меняет?
– Все!
– Какое тебе дело до страданий сраной белки?!
Я растянулся на траве и молча помотал головой.
– Бабински, выстрели из положения лежа, как умеешь только ты, в голубя или енота-полоскуна, пусть полюбуются твоим изяществом!
Я положил ногу на ногу, свистнул и… заснул, а они отправились охотиться. Без меня.
В другой раз Сайрус позвал дружков и повел меня на ярмарку на площади Нации. Доставил к аттракционам, как почтовую открытку. Прямиком в тир! У шариков на веревочках не было против меня ни единого шанса.
– Порви им пасть! – рявкнул Сайрус на потеху приятелям, которые пили пиво из горлышка под осуждающими взглядами сограждан. Меня они наверняка приняли за ярмарочного урода.
Зеваки не верили своим глазам. Я отстреливал мишени: мячики, уточек, пластмассовых рыбок, картонных человечков, двигавшихся по узким рельсам… Я стрелял, стоя на одной ноге, повернувшись боком, с одной руки – всеми возможными способами. Потом мы ушли с призами: огромными плюшевыми зверями, безделушками и бытовой техникой.