– Есть. А может, не только бог на небе, но и кое-кто на земле.
– Что ты имеешь в виду? – спросила мать с легким испугом и добавила с улыбкой, больше напоминавшей гримасу, правая половина ее лица была почти неподвижна: – Эне! Ты ведь знаешь, о мертвых дурно говорить не полагается.
– Знаю, знаю. Хорошо или ничего. Так я ничего и не говорю.
Из коридора донесся звук захлопнувшейся двери. Эне прислушалась.
– Тойво, – сказала она. – Пойду узнаю, что там еще было…
Григорий Петров вышел из лифта, пересек лестничную площадку, надавил ладонью на кнопку звонка и придерживал ее до тех пор, пока за дверью не послышались торопливые шаги.
– Иду, иду! Да перестань ты! – сказала сердито его жена Валентина, распахивая дверь. – Пьяный, что ли? Не на собрании ж напился. А что это оно так быстро кончилось? Или тебя выставили?
– Не выставили, – ответил муж довольно. – Не было собрания. Отменили. Дай пройти.
– Отменили? – удивилась Валентина, отступая в сторону. – Почему?
Петров вошел, закрыл за собой дверь, наклонился к жене и произнес таинственным шепотом:
– Угадай.
– Откуда ж я угадаю, – сказала та хмуро. – Тийт, что ли, заболел?
Муж покачал головой.
– Ну не потолок же там рухнул?
– Не рухнул. Но что-то вроде, – ответил муж весело.
– Гришка! Перестань голову морочить! Говори толком!
Петров помолчал еще, потом оглянулся на дверь, посмотрел по сторонам и сообщил:
– Ведьма окочурилась.
– Что?! – ахнула Валентина. – Ану?! Умерла?
– Ну!
– Когда?
– А вот только что.
– Точно? Может, болтовня?
– Я тебе говорю, только что. При всех. Там, на драгоценном их чердаке, стояла, говорила и вдруг – бац. Свалилась. И все. Вызвали «Скорую», кое-кто ушел, но я подождал, чтоб наверняка, и своими ушами слышал, как врач сказал: «Скончалась»… Слушай, мать, достань бутылку, надо бы отметить событие…
– Гриша!.. – сказала та укоризненно.
– А что? За упокой души рабы божьей… Нельзя?
– За упокой можно, – согласилась жена.
Юхан Кольберг, преуспевающий адвокат, вошел в прихожую, снял плащ и ботинки, надел шлепанцы, прислушался и направился в дальнюю комнату, откуда доносились громкие, злые голоса. Так и есть, жена сидела перед телевизором, на его появление не отреагировала, если, конечно, заметила… но нет, все-таки повернула голову.
– Уже кончилось? – спросила она, мало интересуясь ответом, по всему видно.
– Не совсем, – сказал муж.
– То есть?
Он не ответил, она снова вперилась в экран, Юхан молча сел в кресло, закурил, прошло минуты три-четыре, наконец, кадр сменился, запрыгали какие-то резиновые пузырьки, чертики, что ли… Рекламная пауза. Жена выключила звук и повернулась к нему уже более основательно, всем туловищем.
– Что-то случилось? – спросила она.
Кольберг выразительно кивнул.
– Что же?
– Умерла Ану Туксам, – сказал он, подчеркивая голосом каждое слово. – Там, на чердаке, перед самым началом собрания. Которое, естественно, отменили.
– От чего умерла? – спросила госпожа Кольберг хладнокровно.
– По-видимому, разрыв сердца.
– Как может разорваться то, чего нет? – спросила она саркастически.
Юхан пожал плечами.
– Так-таки упала и умерла?
– Так-таки.
– Без всякого повода?
– Это как сказать, – ответил Кольберг многозначительно. – После того, как выпила стакан вина.
– Стакан вина? – Госпожа Кольберг подумала, потом обронила: – Юхан! А ты уверен, что?… – Она не договорила до конца, но муж ответил после небольшой паузы:
– Нет, не уверен.
