Было дело, встретились как-то на пенсии старой гвардией, зашёл разговор за вертолёты. Мишка Зыков тогда послушал, послушал нас, умных сухопутных пассажиров, да и выдал свою резолюцию. Сказал, что когда с Ми–8 пересел на Ми–2 у него словно крылья за спиной образовались. А уж сколько он химии перетаскал на своём Мультике по полям нашей страны, когда списали его из армейки.
Справедливости ради Мишка отметил один-единственный недостаток. Мотор у «двоечки» очень уж ласку любит и хороший уход. У вертолётчиков даже примета говорит, была: если Аэромоль масло жрать начала, значит, пора на ремонт ставить.
Нет, восьмёрка тоже машинка хорошая, надёжная. Сколько мы на ней налетали по высокогорью с разреженным воздухом, в песках. Но словам опытного пилота веры больше.
Я открыл глаза и со скрытой гордостью разглядывал кабину. Вячеслав время от времени косился на меня, и, видя моё счастливое лицо, довольно улыбался. Думал, наверное, что столичный мальчик Егорка впервые летит на самом настоящем самолёте.
Может, оно, конечно, и так. Только вот я, Сан Саныч, лечу сейчас назад в своё прошлое. В страну, которой гордился. В те времена, когда мы, советские люди, создавали не просто технику. Мы создавали легенды, ковали историю. Тогда я чувствовал себя частью чего-то великого. И это чувство возвращалось ко мне здесь и сейчас с каждым оборотом винта.
Вячеслав что-то сказал, я не расслышал, погрузившись в свои мысли.
– Что? – крикнул я.
– Идём на посадку, – повторил пилот.
– Хорошо!
В ушах ещё гудело, когда Митрич присвистнул и довольно протянул:
– Эва как, сам председатель пожаловал на своём трофейном! Ну, живём, паря! – и потёр руки.
К нам мчался американский «Виллис». Интересно, почему Митрич назвал его трофейным?
– Вечер добрый, Иван Лукич.
Дядь Вася стянул картуз, пожал руку председателю.
– Вона, учителя привёз. Всё честь по чести встретил, доставил.
Митрич оглядел меня с гордостью, как будто не просто доставил Егора Зверева, но чуть ли не сам родил, воспитал и обучил на педагога.
– Здравствуйте… Иван Лукич Звениконь, – представился светловолосый мужчина средних лет. – Председатель сельского совета, – и вопросительно посмотрел на меня.
– Егор Александрович Зверев, молодой специалист, – в свою очередь обозначил я себя. Специальность свою уточнять не стал, потому как не сумел припомнить, каким предметом владел бывший студент. Разберёмся.
– Очень рад, очень. Очень рад! – председатель долго тряс мою руку, не отпускал, словно боялся, если выпустит, то я тут же прыгну обратно в самолёт и смотаюсь в далёкую Москву.
– А уже я как рад, – чуть сильнее сжал в ответ, Иван Лукич удивлённо охнул и тут же разжал пальцы.
– Ну, что, молодёжь, выгружаем, а потом загружаем, – хохотнул Митрич. – Зинка, ты чегой-то уселась? А ну, подь сюда. Давай, давай, хватай коробку и тащи себе. Твоё ж добро.
– Так тяжело же, дядь Вась, – протянула Зинаида грудным голосом и стрельнула глазками мою сторону.
– Ничё, небось не переломишься! Ишь, жопу отъела в кабинетике своём. А ну, хватай и неси, говорю! – приказал Митрич и сунул в руки фельдшерице средних размеров коробку.
– Василий Дмитриевич! – взвизгнула девушка моих лет, враз растеряв всю томность. – Как вам не стыдно!
– А чего стыдиться? – не понял дядь Вася. – Хороша корма-то, а, молодёжь?
Митрич залихватски сдвинул картуз на затылок и подмигнул мне, усиленно кивая в сторону Зинаиды. Девчонка не шла, а плыла, покачивая бёдрами, прижав коробку к крутому боку, словно кувшин. И ведь знала, зараза, что хороша. И что мужики сейчас, и стар и млад, как говорится, смотрят ей вслед и разве что слюни не пускают.
