Председатель дал по тормозам, «виллис» резко остановился.
– А вот и дом ваш, Егор Александрович, – несколько напряжённым тоном произнёс Иван Лукич, выбираясь из автомобиля. – Добро пожаловать в Жеребцово!
Я вышел из машины и едва не заржал в голос, представив реакцию молодого идеалиста из столицы на халупу, которую председатель так смело назвал домом. Когда-то перед замызганными ныне окнами добрые руки хозяйки разбили цветник. Сейчас от него остались только воспоминания, как и от былой красоты дома. Деревянные стены покрывала облупившаяся синяя краска, резные наличники стыдливо смотрели на нас облезлым белым цветом и. К моему удивлению, относительно чистыми окнами.
Сам домишко был небольшим, на три окна, с петухом на коньке. Здание выглядело настолько необжитым, что даже у деревянной птицы поникли перья, когда-то выкрашенные разноцветной краской.
– Вот, Егор Александрович, дом ваш, проходите, – жизнерадостно ворковал председатель, делая страшные глаза в сторону Митрича.
Дядь Вася с совершенно невозмутимым лицом раскочегаривал цыгарку, не замечая выразительной мимики Ивана Лукича.
– Заборчик мы починим, вы не волнуйтесь. Вон, Василий Дмитрич и починит. Он у нас рукастый! Всё умеет, и по столярному делу, и по строительному, даже в электричестве разбирается, – рекламировал Митрича председатель Звениконь.
Дядь Вася довольно сопел, пускал дым кольцами и важно поглядывал то на явно давно не чиненую крышу, то на заросли травы перед домом, то косился на меня, когда я не видел, по его мнению. Видимо, проверял мою реакцию на жеребцовское гостеприимство.
М-да, оказался бы на моём месте столичный мальчик Егорка, не удивлюсь, если бы он тут же и сбежал, роняя туфли, подальше от деревенской романтики. Хотя пацан армию отслужил, может, и сдюжил бы. Я так точно не сбегу.
– Не переживайте, починим, – засуетились председатель, заметив выломанную штакетину. – Мальчишки балуются, – смутился Иван Лукич. – Мы вам вот тут веточку вишенки подпилим, они и не будут лазать, – смущённо стрекотал Звениконь.
Я продолжал молча наблюдать за представлением, медленно продвигаясь вслед за мужчинами в сторону дома. Иван Лукич снял со столбика привычный деревенский запор: петлю из проволоки, толкнул калитку, и она едва не пришибла незадачливого председателя.
– Ох, я кому-то задам! Никаких отгулов, ироды! Если учитель смоется, вы у меня премий пятилетку не увидите, – тихо прошипел Звениконь. – Я тебя что просил?
– Так я Фёдора отрядил на это дело, – громким шёпотом оправдывался Митрич.
Шёпот у него выходил так себе, но я делал вид, что любуюсь видами и ничего не слышу.
– Митрич! Это что за саботаж? – повысил голос председатель, когда калитка всё-таки распахнулась, но при этом повисла на одной петле. – Простите, Зинаида Михайловна! – сконфузился от собственного выражения.
– Да ничего, я привыкла, – пропела фельдшерица.
Только сейчас я заметил, что девушка вышла из машины и вместе со мной наблюдала за театром двух актёров, но за нами не пошла.
– А я чего? Это всё Рыжий, – философски заметил Митрич.
– Рыжий – это Фёдор? – уточнил я, пытаясь разобраться в местной Санта Барбаре.
– Рыжий – это Николаич, а Фёдор – балбес, – категорично заявил дядь Вася.
После этого я оставил попытки понять, о ком идёт речь. Потому познакомлюсь.
– Вы проходите, Егор Александрович, – натужно улыбаясь, председатель пригласил меня во двор. – Вот там туалет. Ключ… куда я задевал ключ… – Звениконь зашарил по карманам, сам же в это время продолжал выпытывать у Митрича информацию. – Вы уж простите, удобства у нас деревенские, громко мне, и тут же потише дядь Васе. – Ты ему всё объяснил?
