Уже скоро Кулёма поправился и собрался покинуть дом своей спасительницы.
– Куда же пойдёшь ты теперь? – спрашивает она.
– Далеко. Туда, где не знают меня. Буду добрыми делами зло искуплять, молиться да постом усмирять страсти свои. А, как состарюсь, так вернусь сюда и буду жить отшельником в лесу. Не бойся: за прежние дела не возьмусь…
– Я знаю. Ты иной теперь.
– Скажи, прежде чем я уйду, если бы я был другим, ты стала бы мне женою?
– Стала бы, – просто отвечает женщина.
– Значит, любишь?
– Люблю…
– Да за что же?
– Не знаю. Любовь не нуждается в объяснениях, причинах… Она подобна стихии… Ступай же! Я о тебе молиться буду.
– Я хочу, чтобы у тебя осталось что-то на память обо мне, – говорит Кулёма. Снял он с руки перстень и протянул ей, добавив: – Бери смело. Не ворованный. Он остался мне от матери. А она была не такой, как я… Она на тебя была чем-то похожа… Возьми!
Отдав перстень, Кулёма ушёл, растворился в распускающемся лесу. Перекрестила его женщина вослед и надела перстень на руку. Перстень тот чудной был. Металла простого, а искусной работы: на нём изображён был богатырь, разящий копьём змея…
Любава вздрогнула и прошептала:
– Господи! Это же мать Фемарь…
– Кто это – мать Фемарь?
– Игуменья монастыря, что в нашем княжестве… Она-то и рассказала мне о старце и благословила в дорогу. Надо же! А что же стало с Кулёмой?
– Об этом странница не говорила.
– Какая удивительная история… Наверно, это действительно любовь… – вздохнула княжна и почувствовала, что засыпает. Ночью ей снился черноусый Кулёма в алом кафтане и молодая мать Фемарь с ясными, кроткими глазами…
И было уже лето в разгаре, когда лес стал медленно расступаться перед измученными путниками, и они вышли, наконец, на широкую, разбитую проезжими телегами дорогу. Внезапно где-то в стороне послышался тонкий, видимо, детский голос:
– Помогите! Помогите!
– Подожди меня здесь, а я схожу посмотрю, что случилось, – сказала Любава Кириллу и двинулась в ту сторону, откуда доносился голос. Не успела она сделать и нескольких шагов, как навстречу ей выбежала белокурая, босоногая девочка и большая лохматая собака.
– Это ты кричала? – спросила её княжна.
– Я… Там мальчика одного деревом придавило… – затараторила босоножка. – Ты ему помоги!
– Тебя как звать-то?
– Прошей…
– Ну, показывай, Проша, где там беда приключилась.
Девочка проворно заспешила вперёд, удивительно легко ступая босыми ногами по корягам. Очень скоро Любава увидела лежащее на земле дерево, придавившее ногу рыжему, конопатому мальчонке.
– Вот, он, наш Рыжик, – деловито сообщали Проша.
– Эк тебя угораздило! – покачала головой Любава. – Вот что, я сейчас попробую это дерево приподнять, а ты, чуть я скажу, выдёргивай ногу. Всё понял?
– Понял… – прогудел Рыжик.
Княжна нашла большую, крепкую палку и, подсунув её под дерево, с трудом приподняла его, крикнув:
– Тащи!
Мальчик выдернул ногу, и дерево вновь повалилось на землю. Любава утёрла выступивший пот и поглядела на Рыжика.
– Идти сам ты, конечно, не сможешь… – вздохнула она. – Далеко ли до деревни?
– Нет-нет, – проворковала Проша. – Близёхонько!
– Ну, тогда полезай ко мне на спину, – велела княжна мальчику. – А ты, Проша, поможешь идти моему другу…
– Это слепому-то?
– Ему.
Мальчик забрался Любаве на спину и повис у неё на плечах. Громко залаял пёс Проши и побежал вперёд.
По дороге Кирилл полюбопытствовал у Рыжика:
