– Я в село не пойду, – сказала вдруг Проша. – Мачеха нынче дюже сердится…
– Ты вечерком загляни ко мне, – сказала тётка. – Я тебе что-нибудь поесть дам.
– Спасибо, тётенька, – ответила Проша и свернула с дороги.
Дом Марфы Кондратьевны, как звали маму Рыжика, располагался посреди села. У ворот плетёной изгороди бродили белые козы, в небольшой канаве грелись на солнце два упитанных поросёнка.
– Ладное у меня хозяйство, хлопчики? – весело улыбнулась хозяйка.
– Такое хозяйство – глазу радость! – кивнула Любава.
– Ну, то, смотря, чьему глазу. Вот, сосед мой, Филька – эким чёрным глазом на него косится, аж жуть пробирает! Зависть его гложет. А чего завидовать? Мой муж да я день и ночь работаем, а он только люльку курит да пьёт! Хочет и не делать ничего, и чтоб хозяйство у него было, как у нас! Хорош ли гусь? Да и Грушка, Прошкина мачеха тоже того же поля ягода! Я вам по секрету скажу: ведьма она! Истый Бог, ведьма! В прошлом годе на Фомкину корову поглядела, так та и зачахла! У нас теперь никто её к себе на двор не пускает. Будь мой муж здешним головой, зараз бы управил, чтобы духа её в нашем селе не было!
Марфа Кондратьевна усадила сына на крыльцо, бросив коротко:
– Обожди. Вот, гостей дорогих попотчую, так потом и с тобой…
– Боевая женщина! – заметил Кирилл, едва хозяйка скрылась в хате. – Не мужу бы её, а ей головой быть.
Марфа Кондратьевна возвратилась быстро, неся корзину со снедью.
– Угощайтесь, хлопчики, – сказала она. – Тут вам и оладушки, и сухарики, и курочка, и ещё много всякой всячины. Ежели в Киеве встретится вам мой братец, так передайте ему… А, впрочем, ничего не передавайте. Дюже сладко ему будет! Ну, в добрый путь! Прощевайте!
Любава и Кирилл поклонились щедрой хозяйке и отправились в дорогу. Когда отошли они от деревни на порядочно расстояние, то внезапно услышали позади себя лай.
– Проша? – догадался Кирилл.
Это была, действительно, Проша. Она стояла на дороге, теребя в руках венок из полевых цветов, а вокруг неё носился её пёс.
– Что ты здесь делаешь? – спросила княжна девочку.
– Я с вами в Киев пойду, – просто ответила та. – Мачехе живётся тяжело, и я ничем более не могу помочь ей, кроме как избавить от лишнего рта. А вам я в тягость не буду. Вы можете и внимания не обращать на меня: я только следом пойду вместе с Тяпой.
– Что будем делать? – спросила Любава Кирилла.
– Возвращаться теперь далеко, – пожал плечами тот. – Раз уж случилось так, то пусть идёт с нами. Делать нечего!
Так и пошли они втроём: княжна, красная девица, крестьянским отроком обряженная, гусляр-слепец да босоногая Проша.
– А зачем тебе в Киев? – спросила Любава девочку.
– Не знаю. Мне всё равно, куда идти. Но в Киев – хорошо. В Киеве церкви, красиво там. И людей, знать, великое множество!
– И что ж с того, что людей много?
– Так ведь это дюже чудесно, когда много людей! Я всегда люблю, когда многолюдно.
– Так ведь люди и обидеть могут, – заметил Кирилл.
– Нет, не могут… Я ведь не обижаюсь… А люди – они добрые. Я знаю… – Проша задумалась на мгновение. – Для чего-то только ссорятся они подчас и друг другу свет застят… Про мою мачеху выдумали, что она ведьма. А это совсем даже неправда! Когда батюшка умер, так у ней я и двое младшеньких остались. Один в прошлом году захворал сильно и помер… Вот, тогда он и стала часто гневаться. Нам ведь голодно жилось, худо. Мачеха работала день и ночь, а я ведь глупая, неумёха… Ей бы сыночка, братца моего сводного вырастить, а тут я ещё… А люди у нас в деревне добрые, но с нею не поладили, ведьмою ругают. И зачем? Я им говорила, что не правы они, а они не поверили. Мало ли, что дурочка скажет…А, мне кажется, что если б не серчали люди друг на друга, то горя бы меньше было…
