Мягкое прикосновение к щеке её разбудило. Трегир сидел рядом, с её стороны. На нём был халат. Волосы блестели от воды.
–Просыпайся. Скоро принесут завтрак. Нам надо во дворец, – он склонился, но не поцеловал, она не дала. Его голос был какой-то слишком спокойный и чужой. Как будто он поиграл с ней и теперь хотел поскорее избавиться. Так говорят, когда снимают девушку на ночь и понимают, что она не подходит для продолжения отношений.
–Трегир, – Анжелика повернулась на спину, натянула по шею шёлковую простынь.
Она нерешительно взяла его руку, поднесла к губам. Её движения были робкими. Она помнила, уже здесь её учили, что надо прикоснуться губами к руке мужа в знак уважения и смирения. И думала, что никогда в жизни этого делать не будет. Но сейчас на кону стояла встреча с родными. Она так долго ждала этого. Они приехали на месяц. Всего на месяц. Целый месяц она может быть рядом с ними, если только... Всё во власти Трегира. Он молча посмотрел на неё, ожидая, что последует дальше. Она положила его руку на себя, на низ живота. Через простынь ощутила тепло его руки. Ниже ей не позволяла стыдливость.
–Трегир. Ты можешь делать со мной, что хочешь. Прости меня за вчерашнее. Я всё вытерплю, – каждое слово давалось ей с трудом.
Он молча продолжал её рассматривать: вот её лицо, глаза потухшие, в них сидит страх, она судорожно сглатывает. Его взгляд скользит по руке, вытянутой вдоль тела, кисть сжата в кулак.
–А ты не хочешь развести ноги? – неожиданно резко спросил он. И она покорно пытается это выполнить. Он видит движение под простынёй, слабое движение. Ноги слегка разведены. – Что ты собралась терпеть? – она молчит. Отвернулась, закусила губу, смотрит в окно. – Ты собралась терпеть любовь? Разве любовь терпят? Анжелика? – но она молчит.
Трегир выдернул свою руку. Он не знал, что ему делать. Он не знал, каким ему быть. Он не понимал, что с ней происходит. Он знал лишь одно, что сейчас он её не тронет. Ему нужна жена, любящая женщина, а не рабыня. А ещё необходимо было узнать, от чего её тошнило? От благовоний, от перенапряжения или от его наготы?
Она неожиданно села, схватила его за руку, стала её целовать быстро-быстро, при этом тараторя:
–Умоляю, прости меня, я не могу, не разлучай меня с родными, Трегир… – из горла раздавались сухие рыдания. Сухие глаза покраснели. Зубы заплясали чечётку. Она начала заикаться. – Т-тре-г-гир, я-я п-прошу-у т-теб-бя... Я хочу увидеть маму. Я хочу... – слов было не разобрать...
–Так, хватит истерик, – он сел рядом, обхватил ладонями её лицо и, глядя прямо в глаза, спокойно, почти холодно произнес: – Я обещаю, что тебе ничего не будет. Мы потом спокойно обсудим, что нам делать с твоей проблемой. Хорошо? – она нервно закивала головой. – Вот и хорошо. А теперь ступай в ванную и приведи себя в порядок. Там висит халат. Сейчас придут слуги. Им необязательно знать о наших проблемах. Всё, ступай.
Он поднял её за руку и довёл до ванной.
Когда она вышла, стол был уже накрыт. Стол... Она не поняла, когда в комнате появился стол и два кресла. Может, утром, пока она спала, а может, когда была в ванной.
После завтрака девушки-прислужницы нарядили принцессу в оранжевое платье, уложили волосы, закрепили диадему на голове, наложили макияж, сделали маникюр. Трегир молча смотрел, как занимаются его супругой. На нём был костюм цвета молочного шоколада, который очень подходил к её платью.
