– Вы повторили, что из Подмосковья. Откуда вы это знаете?
– Слышимость плохая, такая с Москвой не бывает.
– Вы спросили, кто это, но вам не ответили?
– В общем-то я даже не успела толком спросить, едва я сказала, что Ларичев умер, раздался щелчок. Коротко и ясно.
– Вам показалось, что разговор резко оборвали?
– Точно не могу сказать… То есть… вот именно… резко оборвали… Припоминаю… потому что я стала кричать «алло»…
– Но связь не возобновилась?
– Нет.
– Вы можете сказать, кто ещё живет сейчас в корпусе? В частности, кто находился здесь с пятницы?
– В пятницу здесь были господин Рубцов, он приехал ещё в понедельник. К обеду прибыли Ларичев и Вера Прохина, она работает в финотделе. К вечеру подъехал господин Жаркович, замдиректора фирмы, с женой.
– Когда прибыла Прохина?
– В одиннадцать тридцать. Одним поездом с Ларичевым. Но она оставила чемодан в комнате и тут же скрылась.
– Куда?
– Бог её знает. Мало ли здесь рядом дач. Она вечно колобродит и всё никак не прибудет к месту назначения. Как кошки, когда их ночью жара одолеет…
– В сторону неуместные шутки… Эта дама сейчас разве не здесь?
– Нет, ещё не возвращалась. Объявила, что отправляется на экскурсию и вернётся сегодня к обеду.
– Кто ещё живет в пансионате?
– Во дворе, в пристройке, живет уборщица, пожилая женщина, Ефросинья Петровна.
– Ларичев проверял когда-нибудь ваше хозяйство?
– Да, дважды. Один раз даже обнаружил недостачу, в тысячу рублей. Простыней не хватало. У меня удержали из зарплаты. Хотя пусть меня разразит гром, если я…
– Когда вы в последний раз видели Ларичева?
– Вчера вечером, за ужином.
– А Рубцова?
– Тоже вчера вечером. Он спустился вниз вместе с Игорем Матвеичем, вместе и ужинали.
– Спасибо за информацию. Просьба не покидать корпус. Вы ещё можете понадобиться.
– С превеликим удовольствием. Долг – он для всех долг.
* * *
Буров выключил диктофон. Дело «Опушка» начало, как в фильме, раскручиваться перед ним. Фильм был не очень захватывающим, а может, всё портил вид нагромождённых железяк во дворе. Он взглянул на девушку и почувствовал, что та вся погрузилась в события, стоившие жизни её отцу.
– Что ж… вот мы и на месте преступления, товарищ «специалист», – попытался пошутить Буров, но понял, что некстати, и закашлялся. – То есть… я хотел сказать… – Присутствие девушки его немного сковывало. Он предпочёл бы сейчас говорить совсем о другом, хохмить, проверять свои мужские чары. – Прошу вас снова, насколько возможно, забудьте, что у вас есть личные мотивы, и постарайтесь быть абсолютно беспристрастной. Иначе мы не сможем работать вместе. – И добавил с усмешкой: – Помните, что субъективизм опасен.
– Я постараюсь, – кротко, но с ехидцей ответила Лера.
– Тогда я ставлю первые вопросы. А вы попробуйте выступать как адвокат. Нас интересуют прежде всего сведения о душевном состоянии Ларичева. Сестра-хозяйка утверждает, что Ларичев боялся.
– Он был ипохондриком.
– Да, его привычки подкрепляют это предположение. Столовые приборы из дома, свой стакан, марля на дверной ручке… Всё это, однако, не исключает второй гипотезы: он боялся заразы или покушения на свою жизнь?
– Я считаю, что Ларичев был просто ипохондриком, и всё.
– Чем подтвердите? Что у вас есть? Я имею в виду, из тех данных, которыми мы располагаем сейчас.
– Кое-что есть, – утвердительно кивнула Лера. – Как вы, видимо, заметили, Зуева утверждает, что Ларичев спал с незапертой дверью.
