Улыбка бога Птах - страница 10



– Пойдем что ли на берег? – то ли спросил, то ли позвал мужик и развалистой походкой зашагал к поселку.

Редактор поспешил за ним. Вот именно такой же походкой уходил дружинник, когда оставил гонца с князем. Только спину его тогда обтягивала кольчуга, а не камуфляж, перетянутая толстым кожаным ремнем с коротким мечом в темных кожаных ножнах.

– Про Чудское побоище слыхал? – не оборачиваясь, спросил мужик.

– Слыхал, – ответил Редактор, – А тебя как зовут?

– Меня, – переспросил мужик, – Торбеней.

– Так что за ворота, Торбеня, были здесь?

– Ворота, как ворота. Вон там, – Торбеня указал на центр озера, – стоял Воротний камень, остров такой черный. Пока на Нарове-реке плотину не построили, и вода не поднялась, его от нас видать было легко. А ноне он под воду ушел. Он ушел, и Кобылинская крепость ушла. В Кобылинске старая церква стояла, и она ушла. Там где ты в воду зырил, там иногда стены видать от той церквы и от крепости.

– А что за Воротний камень?

– Так вот в летописи, что про нас писала, описка вышла. Было написано Воротнiй камень, а там то ли муха засидела, то ли монашек заснул, но написали Воронiй. Буквицу «т» пропустили. Вот с тех пор и пошло. Битва у Вороньего камня и все такое. И камень тот искать начали … и объяснять с чего он Вороний. Что, мол, черен он как ворон и все такое, – мужик уже сошел с мостков на берег и встал, широко расставив ноги, – А он спокон веку был воротами для трех водных путей.

– А что за пути? – заинтересовано, спросил Редактор, поманив рукой всех остальных.

– Так это,… путь на север в реку Нарову и во Вряжское море – это раз, путь на юг в Псковское море – это два, и на восток в Новгородские земли – это три. А посередь трех путей – Воротний камень, а на нем воротняя стража, что все эти пути сторожит и ворога по ним не пускает. А в подмогу ей пограничные крепостицы, в коих сидит крепостная дружина и порядок и на путях и землях округ тех путей блюдет. Так было.

– А скажите, – в разговор вступил Продюсер, – Действительно здесь псов-рыцарей потопили в огромном количестве?

– Кого? – повернулся к нему мужик.

– Тевтонов, – уточнил Продюсер.

– Это рыцарев из Пруссии что ли? – тоже уточнил мужик.

– Их.



– Да не топил их никто. Пришли они в Кобылинск, а тута князь Александр с Навскими братьями пробегали. Посидели они, перемолвились, и князь их в охранную дружину взял. Сюда – в Кобылинск, в Гдов, в Сторожинец и в Сыренец. Тута они и служили.

– Стоп, стоп, – поднял руки вверх Редактор, – Во-первых. Это что за Навские братья? Второе. Это что за Сыренец? Третье. Как он их более десяти тысяч рыцарей, как нам в учебниках говорят, по крепостям распихал. Тут ведь более ста человек и не стояло, судя по месту.

Оператор краем уха слушавший разговор, крутил головой, стараясь найти какой-нибудь интересный кадр. Белокаменная церквушка все-таки, если ее обойти со стороны поселка, и попытаться дать на фоне озера в этой вечерней дымке должна была заиграть таким средневековым эпосом что ли. Он перехватил камеру и пошел в обход Собора. Завернул за высокую сосну и, выйдя на поляну, почти нос к носу столкнулся с тевтонским рыцарем. «Реконструкторы, что ли подъехали, – подумал он, – Хотя машины слышно не было. Да может, они тут игры играют. Вот и натура».


– Привет! – кивнул он рыцарю.

– Здрав буде, брат, – глухо отозвался рыцарь.

Рыцарь был хоть куда. В кольчужной рубашке, с накинутым поверх плащом из сурового полотна. Шелом он держал в руке, и вообще выглядел очень колоритно, с закинутым за плечи щитом, пристегнутым тонким ремешком, чтоб не болтался. После приветствия он повернулся, и Оператор неожиданно увидел в начищенном овале щита свое отражение. На него смотрел суровый русский дружинник в надвинутом на глаза шишаке, в панцирном доспехе, держащий в руке тяжелую булаву. «Ни фига себе!» – чуть не крикнул он, сразу забыв и про съемки и про реконструкторов.