Улыбка бога Птах - страница 12

– Тогда, прощевай Торбеня, – пожал ему руку Редактор, – Спасибо за рассказ.

– Прощевайте. Приезжайте еще, – крепок пожал тот руку в ответ, – Да поспешайте. Тут будут мемориал Ледовому побоищу ставить. Все перелопатят, перекроят. Вороний камень отыщут. И Собор тож снесут, – он вздохнул, – Прощевайте.

Быстро попрыгали в машину, и рванули в Сланцы. Успеть бы, заночевать.

Уже ночью сидя на кухне в гостиничном номере, команда обсуждала свалившиеся на их голову открытия. Тут тебе и Царствие мертвых северных владык, по словам деда Щукаря хозяина козла созерцателя, раскинувшееся от Чудского озера до Балтики. А оттуда до Ладоги.

– А ведь дед то нас на распутье встретил, – заметил Редактор, – Это он нам дорожку выбрать помог. Символично.

– Не надо всюду приплетать мистику, – отпарировал Продюсер.

Потом под чаек обсудили странные заявления мужика из Кобылина городища о неизвестном никому Навском Ордене и его Магистре Александре Навском.

– А в этом что-то есть, – подвел черту Редактор, – Надо будет покопать.

– Главное не закопать, – опять диссидентски заявил Продюсер. Прикинули, что завтра надо будет проскочить на курганную группу княгини Ольги, которая тут под боком в Принаровье, и разошлись по койкам.

Редактор поворочался на скрипящих пружинах. Затем провалился в сон.

Его покачивало, убаюкивая. Вроде не на корабле, подумал он. Открыл глаза. Ноги плотно стояли в стременах, и лошадь шла быстрым шагом, не отставая от впереди идущего коня князя. Рука его, как и в прошлый раз, сжимала древко княжеского знамени. Рядом с князем ехал Торбеня, повзрослевший на двадцать лет. Он о чем-то переговаривался с Александром. Редактор напряг слух.

– Торбеня, – говорил князь, – Ты гонцов во Владимир послал, что бы встречали нас и столы готовили. Как никак, столь гостей на рождение сына везем.

– Послал, княже, – отвечал Торбеня, – Все сделают. Как сына крестить будешь. Он у тебя четвертый.

– Даниилом нареку. Вон митрополит Кирилл крестным отцом вызвался.

– Так и Магистры все. Тевтонской, Ливонской братии и даже Храмовники то ж хотят быть отцами ему – кивнул Торбеня, – Даже сам хан Ногай своим сыном его нарекать будет. Какой удел ему откажешь? По законам Правды Русской четвертому сыну окромя покрута, коня и доспеха отказать нечего. Он в службу должон идти.

– Сам знаю, воевода, что ему в службу идти, – закусил ус Александр, – Потому откажу ему Дом Богородицы – Москву. Коли все Старшие Мастера его под свою защиту берут, то и сидеть ему на Москве, на братской казне. Ты как думаешь?

– То дело, – опять кивнул Торбеня.

– Сдается мне, не долог век мой, – помолчав, тихо сказал князь, – Надо думать, кому братство оставлять. Кого у руля ставить. Ну, да ладно. Отгуляем рождение сына и крестины, потом будем думу думать. А ты смотри, Ногай-то какой праздник устроил, по случаю своей свадьбы с дочерью императора Византийского, – переменив тему, восхитился он.

– Да пышно отгуляли. И гостей полон двор был. Не жаден новый хан, но жесток, – вдруг твердо закончил Торбеня.

– Время такое. Жесткое. Коня под уздцы надо твердой рукой держать, и не охлюпкой сидеть, а крепко в седле, – Александр хлестнул коня, и они оторвались от знаменосца.

Редактор, скрипнув пружиной, повернулся на другой бок, и сон сменился на другой.

Суровые витязи сбегали по шатким мосткам с небольшой, то ли лодьи, то ли драккара на землю. Рядом стояли еще пять или шесть таких же боевых кораблей. На мачтах можно было разглядеть приспущенные паруса с красными крестами в круге. Судя по одежде, шлемам с забралами, опущенными на лицо, боевым топорам в руках и туго заплетенным в косички длинным волосам, это были или варяги – псы морских дорог, или рароги – соколы прибрежных земель.