Горе мое было так велико, что не укрылось от глаз взрослых. На следующий день, когда Олег, чувствуя себя свободным как ветер, собрался уже выскользнуть за ворота, я услышала голос Елизаветы Матвеевны: «Олег, сынок, подожди!» Она всегда называла его только полным именем (как, впрочем, и все остальные), всю свою ласку вкладывая в добавляемое «сынок» – никаких уменьшительных Аликов и Олежек Малышев с детства не терпел. «Подожди, возьми с собой Сашу, ей же скучно все время быть одной!» – продолжала соседка, вкладывая мою дрожащую ладонь в крепкую руку сына. Тот попробовал было возразить, что идет он к Ване, потом они собирались на реку, и только всякой малышни им не хватало, но мать настойчиво уговаривала его: «Вот и хорошо, познакомишь ее с Наташей, им будет, чем заняться вдвоем. Саша, детка, иди с ним! Не бойся, я с твоей мамой договорилась».
Ничего я не боялась – я готова была отправиться с Олегом на край света уже тогда, как говорится, в чем была. А была я в короткой красной майке, порядком выгоревшей на солнце, и вельветовых шортах цвета хаки, в которые превратило мои потертые на коленях брюки легкое движение маминой руки с ножницами. Собственноручно заплетенная белобрысая коса заканчивалась одновременно с шортами, а вместо хрустальных башмачков на ногах у меня были знавшие лучшие времена кожаные сандалии.
В таком виде я и появилась во дворе дома Огородниковых, где меня встретила младшая сестра Вани, всеобщая любимица Наташка, которая очень скоро стала моей самой близкой подружкой. Каково же было мое удивление, когда привлеченная нашим шумным знакомством, на крыльцо вышла старшая сестра – это была Лариса, вчерашняя Принцесса моего Малышева, и, как потом оказалось, моя вечная соперница Киска. В ситцевом сарафане, с распущенными по плечам волосами и без грамма косметики на лице она все равно оставалась красавицей – я не могла отрицать очевидного, хотя мне казались куда милее темноволосые и кудрявые младшие Огородниковы. Ваня и Наташка были как две капли воды похожи друг на друга и на мать, Татьяну Васильевну, которая, как и моя мама, была учительницей. Она преподавала биологию в школе, где учились Олег и Лариса, а классом младше Иван, и где с осени предстояло учиться нам с Наташкой. Старшая же сестра пошла в отца, с которым я познакомилась значительно позже: он работал хирургом в районной больнице и дома бывал мало.
Это была дружная семья, не слишком обеспеченная, как я теперь понимаю – все-таки трое детей, но пользовавшаяся уважением окружающих: в маленьких провинциальных городках врачи и учителя всегда находились на особом положении. Огородниковы жили буквально в двух шагах от школы (в народе ее называли «красной», по цвету кирпичного здания, которое было построено еще для женской гимназии), и я, как и Олег, стала часто бывать в их гостеприимном доме. Так закончилось мое садовое затворничество, но осталась детская, тайная, которую я даже мысленно не смела называть этим словом, любовь к Малышеву. Я просто не могла без него жить.
Два года пронеслись быстро и бестолково. Несмотря на то, что мне удалось избежать круглосуточного материнского надзора – маму направили на работу в школу, которая находилась на другом конце города, и родители после недолгих колебаний отдали меня в ближайшую, «красную», училась я неплохо. И в школу по утрам летела, как на крыльях – еще бы, там же учился Олег! Учеба давалась мне легко, почти по всем предметам у меня были отличные оценки, за исключением … английского языка.
