Умножение скорби - страница 3
Дело в том, что Малышев попросил мою маму позаниматься с ним французским, мама охотно согласилась, она считала, и, как выяснилось, не без основания, что у Олега несомненные способности к изучению языков. Сначала я была на седьмом небе от счастья (ура, он будет приходить к нам домой!), но в первый же раз Малышев явился на урок вместе с Лариской. Еле-еле выдержав полтора часа занятий, которые показались мне вечностью, я впервые в жизни поссорилась с мамой.
Сначала я попросила ее отказать Ларисе, но она сказала, что это не мое дело, и что «девочка, конечно, послабее Малышева, но тоже не без способностей». После этих слов я закатила настоящую истерику, не в силах ничего объяснить, но и слез сдержать не в состоянии. Со словами: «Уеду обратно к бабушке!» я скрылась в своей комнате и долго всхлипывала в подушку, пока не уснула. Когда я проснулась, был уже вечер, на улице было темно, сквозь неплотно закрытую дверь до меня доносились голоса родителей.
– Ты не представляешь, какой «бенц» сегодня Сашка мне устроила! – с удивленным возмущением пересказывала мама события прошедшего дня.
– Лида, ты преувеличиваешь, она мягкая и послушная девочка, наверное, вы просто не так поняли друг друга… – пытался защитить меня отец.
– Нет, я прекрасно все поняла: она сама не занимается, как следует, и не хочет, чтобы другие занимались, и знали язык лучше нее! – не сдавалась мама.
– Да она просто ревнует! – вдруг догадался папа.
– Меня к этой девочке?! – в изумлении повысила голос мама.
– Да не тебя, а Малышева! Кажется, она влюбилась в Олега…
– Не может быть, она еще ребенок! – мамин голос превратился в звенящий шепот.
– Может-может. И ревнивая – в тебя, – усмехнулся отец.
– Когда это я тебя ревновала? – с плохо скрываемой досадой спросила мама, но даже я понимала, что он попал в точку.
– А кто на новогоднем вечере… – тут заскрипели половицы под ногами отца, он плотно прикрыл мою дверь, и больше я ничего не слышала.
Утром никто из нас не упоминал о вчерашнем происшествии, но с тех пор я практически перестала учить английский, возненавидев все иностранные языки, вместе взятые, и таким образом выражая свой протест против маминого решения. Олег же с Ларисой продолжали заниматься, особенно старался Малышев.
Он очень старался. К концу десятого класса он уже прилично знал и английский, и французский, и только моя мама и сам Олег знали, чего ему это стоило. Он сильно изменился за это время, и внутренне, и внешне: высокий, спортивный он всегда выглядел немного взрослее ровесников, но тут произошли какие-то неуловимые качественные изменения – про себя я решила, что Малышев стал … пижоном. Нет, это не значит, что он натянул брюки-дудочки, да у него и возможностей таких не было – отец Олега был инвалидом войны, мать работала на местной перчаточной фабрике. В старом синем свитере с аккуратными кожаными заплатами на локтях он выглядел так же, как потом в костюме от Brioni – ведь дело не столько в одежде, сколько в умении ее носить.
Но не одна я оценила, каким красавцем стал Малышев, Лариска тоже стала смотреть на него совершенно другими глазами. Изменили свое отношение к нему и ее родители: одно дело дружба с Ваней – тут Олегу были рады всей душой, ну как же, такой хороший мальчик, крепкий физически, и при этом не хулиган, да еще и учится неплохо. И совсем другое дело любовь к Ларисе – по мнению старшего Огородникова, дочь могла рассчитывать на лучшую партию, так что в качестве потенциального зятя Олег его решительно не устраивал. Но Малышев не сдавался, он всегда был упорным парнем. И уж если он поставил себе цель – вырваться из нашего уютного, но абсолютно провинциального городка на мировые просторы, то добьется такого положения, что в доме Огородниковых снова станет желанным гостем.