Универсальный пассажир. Книга 2. Соломенный город. - страница 3



– Меня зовут Оскар, – наконец представился малец.

– Буду тогда звать тебя Оззи, словно ты зудишь у меня в паху, – кивнул я.

– Эй! – вскрикнул пацан и снова ударил меня, но на этот раз в плечо да посильнее. – Не смешно.

– А по-моему очень, – улыбнулся я и показал на ноги мальца. – Слушай, ты всё время в этих резиновых сапогах ходишь?

– В основном, когда выхожу гулять, – ответил он, доедая остатки сэндвича.

– Тебе не жарко в них?

– Нет, а что?

– Просто дети в твоем возрасте предпочитают более удобную обувь. Кеды, например.

– Когда это кеды стали считаться удобной обувью? – отмахнулся Оскар. – В них ноги потеют еще быстрее, а в моих сапогах ни одна лужа не страшна. Смотри!

Он подошел к небольшой застоявшейся луже, вдоль дороги, и с разбегу прыгнул в нее. Часть воды всплеском окатила небольшой участок дороги, но тут же начала стремительно высыхать от жары, а другая часть забрызгала коричневый комбинезон Оскара, на что малец сделал вид, что так было задумано.

– Хорошо, хорошо, – закатил глаза я. – Понял.

Посмотрел снова по сторонам и заметил ворону. Она надрывно летела в нашу сторону и опустилась на дорогу, прижимая к себе крыло.

Подойдя к краю трассы, встал возле мальца, чтобы разглядеть птицу поближе.

– Бедная, – произнес он. – Наверное, в полете повредила или какие-нибудь гады подбили.

– Люди такие слабые и глупые, – раздраженно сказал я. – Не имея возможности стать лучшей версией себя, все, на что они способны, – это навредить окружающим и тем, кто слабее.

– Любой изъян тоже воспринимается за слабость, – сказал малец, пожав плечами. – Когда у вороны подбито крыло, она отделяется от стаи, летит неловко в одиночестве, чтобы не показывать уязвимость.

– Сложно жить, когда ты не такой как все, ненормальный, – я посмотрел на свой шрам, проходящий вдоль запястья, и потер его.

– У всех свое понятие ненормальности, – ответил Оскар. – Что у тебя с рукой?

– Когда я был примерно в твоем возрасте, я ходил на баскетбол, – сказал я, продолжая изучать ворону, которая словно слушала меня, поблескивая своими синими глазами-бусинами. – У меня отлично получалось играть в команде, и я был на хорошем счету у тренера. Не всем это нравилось, естественно. Однажды после тренировки, когда я возвращался домой вдоль примерно такой же трассы, меня догнали трое мальчишек из команды. Мы подрались и в перепалке, один из мальчишек, достал маленький складной ножик и рассек мне мышцу на руке.

– Ну и жуть, – поморщился Оскар.

– Заживление было долгим, в это время я не мог играть. За этот период в команду успели взять замену, а ребята один за другим стали забывать о моем существовании, – вздохнул я.

– Ты не пытался вернуться в игру, когда восстановился? – спросил малец.

– Нет. Я тогда был очень обижен на всех и не хотел больше пересекаться с ними. Баскетбол для меня закончился, как и желание впредь выделяться.

– Но ты ведь стал художником, – заметил мальчик. – Это тоже выделяет тебя из толпы.

– К тому времени я уже понял, что нельзя никому позволять заглушать свои желания, – кивнул я. – Причина жить ведь кроется именно в этом.

Ворона издала громкое карканье, взлетая вверх. Казалось, будто ее крыло восстановилось, и она уверенно улетела, продолжая каркать вдалеке.

– Видно она тебе благодарна, – улыбнулся мальчик, глядя в сторону птице.

– За что?

– Может ей не хватало этого, чтобы кто-то в нее поверил.

– Вечно ты со своими странными умозаключениями, малец, – рассмеялся я. – Это всего лишь птица.