Употреблено - страница 13

– Ведите себя естественно. Будто меня здесь нет.

Натан перемещался вокруг кровати и с широко открытой диафрагмой, с минимальной глубиной резкости снимал постоянно менявшееся Дунино лицо. Каждый кадр, казалось, сохранялся не только на карте памяти, но прямо у него в мозгу. Глаза у Дуни были темные, бархатистые, она смотрела в объектив, словно вовсе его не замечая. Ошеломляюще.

Натан опустил фотоаппарат, вернулся к своему стулу, нашел в сумке вспышку.

– Сниму несколько кадров с отраженной вспышкой – подстрахуюсь. Здесь мало света. – Он вставил вспышку в “башмак”, закрепил. – Делайте все то же самое.

Натан поднял маленький пластиковый отражатель и снова принялся строчить.

– Теперь я чувствую себя кинозвездой, – заметила Дуня. – Поэтому снимите меня во всей красе.

Она расстегнула халат и обнажила груди – в синяках, усеянные крошечными красными волдырями. Натан опустил фотоаппарат.

– Что? – спросила Дуня. – Это ужасно? Безобразно?

– Наоборот. Слишком… эротично. В фетишистском стиле. Или вроде того. Как у Хельмута Ньютона. Сомневаюсь, что такие снимки… ну, вы понимаете, можно использовать для медицинской статьи.

– Тогда сделайте для себя, – предложила Дуня. – Вспомните потом, какой я была симпатичной. – Она улыбнулась ему очень тепло, и из глаз ее потекли слезы. Дуня не стала их утирать. – А этот фотоаппарат под водой работает?

Дуня плеснула водой – целилась в фотоаппарат, но промахнулась, только замочила Натану джинсы на коленях. Даже в сером больничном купальнике, цельном, из хлопка, она выглядела соблазнительной, потому отчасти, что купальник был тоненький, бесформенный и прилипал к ее телу. Медицинская резиновая шапочка белого цвета полностью скрывала Дунины волосы.

– Думала, что уж здесь-то вам точно не позволят снимать, – рассмеялась она. – А вы еще и в джинсах!

Натан сидел на корточках рядом с каменным фонтаном в виде головы льва, который выплевывал в бассейн минеральную воду. Теперь он встал и, осторожно щелкая затвором, двинулся следом за Дуней – она плавала вдоль бортика в неглубокой части бассейна.

– Доктор Мольнар пустил в ход свои связи. Наверное, труднее всего было договориться, чтобы меня впустили в джинсах. А вы-то сами? Все остальные женщины в голубых шапочках для душа. Так что наряд у вас тоже не вполне соответствующий.

– Дежурная в раздевалке очень строгая, но она тоже наполовину словенка, из Есенице, где родился мой отец. Я рассказала ей, зачем мне специальная шапочка и почему нельзя, чтоб вода попадала в уши. Она расплакалась. Теперь она души во мне не чает.

Дуня и Натан были в купальне отеля “Геллерт” в Буде, на правом, холмистом берегу Дуная. Огромное помещение бассейна походило скорее на пышную бальную залу в стиле модерн: мраморные колонны, соединенные попарно и украшенные замысловатой резьбой, просторные галереи, верхняя – с изящными балкончиками, на которых стояли папоротники в горшках и выглядывали из-за перил. Сквозь сводчатую крышу из желтого стекла пробивался слабый утренний свет.

– А этот купальник? Его вы тоже с собой принесли? – поинтересовался Натан.

– Вам не нравится? Их здесь выдают. Такие, наверное, при Сталине шили.

Где-то в утробе выложенного мозаичной плиткой бассейна заработали насосы, и весь он превратился в пенящееся серное джакузи. Дуня нырнула в пузырящуюся воду и исчезла, а Натан шагал туда-сюда вдоль бортика, высматривая ее среди других купальщиков, которые медленно, методично взбивали воду ногами или подставляли свои тела пульсировавшим на дне струям, лавировал между колоннами и пластиковыми стульями с веерообразными спинками, в беспорядке расставленными в нижней сводчатой галерее. Когда смеющаяся Дуня в антиэротичном купальнике коммунистических времен, прилипшем к ней, как вторая кожа, появилась на поверхности, Натан снова принялся снимать, строчил как из пулемета, а до подозрительных взглядов тех, кто попадал на линию огня, ему не было дела. Не переставая позировать, Дуня вылезла из бассейна, села на стул – очевидно, свой, потому что тут же сняла со спинки полотенце и укуталась в него. Натан взял другой стул, сел рядом.