Уральский назгул - страница 31
«Нет».
«Даже если бы был, что он милиции расскажет? Свидетелей нет. Ты чистенький и трезвый. Он грязный и пьяный. Кто поверит, что ты эту тушу в грязи извалял и палец ему сломал? Сиди, не дергайся. Дыши воздухом малой родины».
Попов поколебался, но все же спросил:
«А нельзя было так сделать, чтобы он сам все принес и рассказал? Без мордобоя? Ты же можешь?»
Кольцо хмыкнуло:
«Могу, конечно. Но, во-первых, это дольше и не со всеми срабатывает. Во-вторых, ты же сам завелся. В-третьих, надо же тебя, размазню, воспитывать».
Серега хотел обидеться на «размазню», но из дверей уже хромал Вова с ворохом бумажек:
– На, выбирай! – «братан» со стоном плюхнулся на скамейку, – Надо было из-за бумаги палец ломать? А Гальке я чего скажу? Она от матери вечером приедет, костюм и палец увидит, и еще мне люлей отвесит. В травмопункт теперь идти придется, а у меня выхлоп со вчерашнего. Напишут, что я пьяным палец сломал. Больничный на работе не оплатят, придется с гипсом работать.
– Сам виноват, – буркнул Попов, не особенно вслушиваясь в нытье Вовы, слишком занят он был, выясняя личность продавца. «Так, Петрушин Сергей Иванович, тезка значит. Паспорт… прописан… и все. Не густо, но уже есть, от чего оттолкнуться».
– Как он выглядит?
– Кто? – не понял Вова.
– Продавец. И тот, второй, который с ним был.
– Обыкновенно, – загнусил «братан», – среднего роста, обычные русские морды, с обычными прическами.
– Вова!
– Да че, Вова-то? Палец сломал, спортивку порвал, че тебе еще надо? Обычные, говорю же!
В разговор влезло кольцо:
«Брось, он нам больше не нужен. Я их срисовало. Если встретим – не ошибусь, будь спокоен. Даже в толпе или со спины».
«Точно?» – усомнился Серега.
«Точно, – передразнило кольцо, – по отпечаткам на тонком поле. Он их вспомнил – я зафиксировало отпечатки».
«Где отпечатки?» – не понял Попов.
«Да везде они тут, я же тебе объясняло. Все записано. Каждый объект по-своему искажает пространство-время. И на вещественном уровне, и на энергетическом. Но отпечатков кругом – без счета, нужен эталон для сравнения. Как только он появляется, все остальное – дело техники. Понял?»
«Не совсем».
Кольцо страдальчески вздохнуло. Вова покосился на внезапно замолчавшего Серегу, забрал со скамейки документы и начал бочком перебираться в дверь подъезда.
«Пугни его напоследок, – распорядилось кольцо, – тебя потом просвещать будем».
– Вова!
– А? – застыл в дверях «братан».
– Веди себя хорошо. Понял?
– Ага, – торопливо кивнул Вова.
– И с соседями будь вежливым. Валентину Александровну обидишь – я из тебя отбивную сделаю.
Вова еще раз торопливо кивнул и скрылся в темноте подъезда. Кольцо захохотало:
«Ой, не могу! Веди себя хорошо, Вова! Мимо горшка не писай, игрушки на место складывай! Девочек не обижай!»
«Заткнись, – не выдержал Серега, – сниму и выброшу!»
Боевой артефакт хохот тут же прекратил:
«Извини, хозяин, забылось. Больше не повторится».
«Вот так, уже лучше», – буркнул Попов, вставая со скамейки.
«Куда теперь, хозяин?» – подобострастно осведомилось кольцо.
«Погуляю по району. Ностальгия заела. Не мешай».
«Да я – могила, – зареклось кольцо, – ни звука лишнего».
«Молодец», – хмыкнул Серега, и не торопясь пошел к родной школе.
26 апреля 1992 года
Воскресенье стало для Попова первым трудовым днем. «Рабочее место» оказалось бойким. Фура стояла почти вплотную к торговым рядам, отделяясь от них лишь невысоким забором из рабицы. В ржавой сетке зияли две огромные дыры, через которые жители ближайших домов срезали путь до трамвайной остановки.