Уральский назгул - страница 31



«Нет».

«Даже если бы был, что он милиции расскажет? Свидетелей нет. Ты чистенький и трезвый. Он грязный и пьяный. Кто поверит, что ты эту тушу в грязи извалял и палец ему сломал? Сиди, не дергайся. Дыши воздухом малой родины».

Попов поколебался, но все же спросил:

«А нельзя было так сделать, чтобы он сам все принес и рассказал? Без мордобоя? Ты же можешь?»

Кольцо хмыкнуло:

«Могу, конечно. Но, во-первых, это дольше и не со всеми срабатывает. Во-вторых, ты же сам завелся. В-третьих, надо же тебя, размазню, воспитывать».

Серега хотел обидеться на «размазню», но из дверей уже хромал Вова с ворохом бумажек:

– На, выбирай! – «братан» со стоном плюхнулся на скамейку, – Надо было из-за бумаги палец ломать? А Гальке я чего скажу? Она от матери вечером приедет, костюм и палец увидит, и еще мне люлей отвесит. В травмопункт теперь идти придется, а у меня выхлоп со вчерашнего. Напишут, что я пьяным палец сломал. Больничный на работе не оплатят, придется с гипсом работать.

– Сам виноват, – буркнул Попов, не особенно вслушиваясь в нытье Вовы, слишком занят он был, выясняя личность продавца. «Так, Петрушин Сергей Иванович, тезка значит. Паспорт… прописан… и все. Не густо, но уже есть, от чего оттолкнуться».

– Как он выглядит?

– Кто? – не понял Вова.

– Продавец. И тот, второй, который с ним был.

– Обыкновенно, – загнусил «братан», – среднего роста, обычные русские морды, с обычными прическами.

– Вова!

– Да че, Вова-то? Палец сломал, спортивку порвал, че тебе еще надо? Обычные, говорю же!

В разговор влезло кольцо:

«Брось, он нам больше не нужен. Я их срисовало. Если встретим – не ошибусь, будь спокоен. Даже в толпе или со спины».

«Точно?» – усомнился Серега.

«Точно, – передразнило кольцо, – по отпечаткам на тонком поле. Он их вспомнил – я зафиксировало отпечатки».

«Где отпечатки?» – не понял Попов.

«Да везде они тут, я же тебе объясняло. Все записано. Каждый объект по-своему искажает пространство-время. И на вещественном уровне, и на энергетическом. Но отпечатков кругом – без счета, нужен эталон для сравнения. Как только он появляется, все остальное – дело техники. Понял?»

«Не совсем».

Кольцо страдальчески вздохнуло. Вова покосился на внезапно замолчавшего Серегу, забрал со скамейки документы и начал бочком перебираться в дверь подъезда.

«Пугни его напоследок, – распорядилось кольцо, – тебя потом просвещать будем».

– Вова!

– А? – застыл в дверях «братан».

– Веди себя хорошо. Понял?

– Ага, – торопливо кивнул Вова.

– И с соседями будь вежливым. Валентину Александровну обидишь – я из тебя отбивную сделаю.

Вова еще раз торопливо кивнул и скрылся в темноте подъезда. Кольцо захохотало:

«Ой, не могу! Веди себя хорошо, Вова! Мимо горшка не писай, игрушки на место складывай! Девочек не обижай!»

«Заткнись, – не выдержал Серега, – сниму и выброшу!»

Боевой артефакт хохот тут же прекратил:

«Извини, хозяин, забылось. Больше не повторится».

«Вот так, уже лучше», – буркнул Попов, вставая со скамейки.

«Куда теперь, хозяин?» – подобострастно осведомилось кольцо.

«Погуляю по району. Ностальгия заела. Не мешай».

«Да я – могила, – зареклось кольцо, – ни звука лишнего».

«Молодец», – хмыкнул Серега, и не торопясь пошел к родной школе.


26 апреля 1992 года


Воскресенье стало для Попова первым трудовым днем. «Рабочее место» оказалось бойким. Фура стояла почти вплотную к торговым рядам, отделяясь от них лишь невысоким забором из рабицы. В ржавой сетке зияли две огромные дыры, через которые жители ближайших домов срезали путь до трамвайной остановки.