–Я считаю, что троллейбусы прикованы к проводам, – сказал Марат и в очередной раз покраснел.
–А ты не думал, что все наоборот? Что это провода приклеены к троллейбусам? – парировал Семен Николаевич Печёнкин.
– А троллейбусы приклеены к асфальту, и земля крутится под ними, а под автобусами нет. Земля крутится только под троллейбусами, потому что они ленивые, – развил мысль Марат.
– Причем, не под всеми троллейбусами, – уточнил Печёнкин, – Вот, например, семнадцатый номер точно к асфальту приклеен, уж больно редко ходит.
– Его в детстве, видимо, троллейбусная матка плохо ходить учила, – кивнул Марат.
– Это точно, идет и спотыкается. Я сразу подметил что-то не то…
– А трамваи вообще оборзели, их ждешь-ждешь, а они по кругу гоняют, кто быстрей, – начал возмущаться обычно спокойный Марат
– То есть ты хочешь сказать, что трамваи – евреи? – в недоумении спросил Семен Николаевич.
– Это еще почему? – изумился Марат.
–Ну, так ты же сам сказал, что трамваи вообще обрезали!
– Оборзели! Уши разуй! Им обрезать-то нечего, – объяснил Марат и преспокойненько опустошил двухсотграммовую емкость с денатуратом.
– Денатурат – этиловый спирт-сырец, содержащий добавки красителя, окрашивающего спирт в сине-фиолетовый цвет, и специальных веществ, придающих ему неприятные запах и вкус. Растворитель лаков. Ядовит! – сообщил Печёнкин, глядя куда-то вдаль.
– Спасибо за справку, но его нету уже, – съязвил Марат.
У Марата действительно была язва.
Звали ее Леной. Редкостная язва, вся в мать.
– Есть спички? – вмешался Егор
Да-да, Егор бесцеремонно вмешался в самую гущу очереди, выстроившейся вокруг магазина. Стояли за водкой и гуталином. И никто бы ничего не сказал, если бы в этой очереди не стояли поколениями.
– Так спички есть или нет? – повторил свой вопрос Егор.
– Молодой человек, а вы в списке есть? Записаны? – возник голос из очереди.
– Так вот ты какой, голос из очереди! Ты мне снился сегодня! – задумчиво произнес Егор. Вопрос показался ему глупым – Егор по праву считал, что в этой очереди за гуталином и водкой он родился и прожил всю свою жизнь, но ничего не ответив и пожав плечами Егор поплелся домой в конец очереди, размышляя о том, что будет делать, когда его очередь наконец подойдет. Переезжать придется. Или в крайнем случае, заново занимать за водкой и гуталином.
Солнце клонилось к закату, Троцкий наслаждался текилой в обществе смуглых мексиканских девушек, а Егор тщетно пытался дозвониться высоко стоящему начальству семнадцатого ЖЭКа. Он уже давно хотел им сообщить, что трубы горят! Дозванивался он давно. С самых низов. Сначала позвонил дворнику Кузьме, но ему сказали, что он на работе. «Аха, на работе» – подумал Егор. «Аха, подумал» – проработал Кузьма.
Не дозвонившись и открыв дверь, как всегда, нежно с ноги, Егор, сопровождаемый клубами пара, ввалился в мусороприемник, где, собственно, и работал Кузьма. Увидев кучку мусора в углу, Егор безошибочно определил месторасположение Кузьмы в этом люксовом пентхаусе. Куча зашевелилась, и из нее материализовался Кузьма. Он был, как всегда, в белом выглаженном смокинге и немецких шароварах. Никто не знал, где он их взял, но все давно ему завидовали.
– Слышь, Кузьма, я это… – быстро произнес Егор – У меня трубы горят, а высоко стоящее руководство семнадцатого ЖЭКа трубку не берет, поэтом я сразу к тебе. Помоги, а?
Кузьма неторопливо развернулся и медленно, в два прыжка, оказался у пожарного шкафчика, в котором у него всегда лежал противопожарный запас.
