А она больше не могла уснуть, как ни старалась. Было четыре часа утра, за окном начинало светать. Это ведь месяц май, а не февраль, или даже март, когда утро, словно невестка в доме свекрови, стесняется рано заявлять о себе. Она полежала ещё чуть – чуть. Свет за окном становился всё настойчивее. Звёзды, заглядывающие всю ночь в окно, померкли, и край неба, начинал стыдливо розоветь, будто щёки девственницы, уличённой в какой – то непристойной затее.
Закричали голосистые петухи, замычали коровы (в частном секторе ещё имелось с десяток бурёнок), а это означало, что времени пять часов утра, можно даже на часы не смотреть. Петух, «Прохор» в их курятнике прокричал ровно пять раз. И откуда, они только знают, сколько точно времени, эти петухи?
Ну, что же, раз уж не спится, то надо вставать, – решила Катюша и скорой ногой выпорхнула из – под одеяла. Если сажать картошку, нужно звать кого – то на помощь. А, если звать на помощь, значит надо готовить обед на большее количество едоков, чем у них семья. Брат обещал помочь, да и подруги не откажут, а там Танюшка, сестрёнка младшая Катина, да родители её, вот и уже десять человек.
Шурка не любил работать на земле, ему всё больше подавай технику, а тут надо лопатой копать, значит, без помощи не обойтись. Ведь земли то немало, под картошку они пускают соток пять, а то и с лихвой. Ну, а остальное под овощи для себя, да свёклу с тыквой, для птицы и кроликов. В общей сложности так и выходит десять соток, как ни крути. И, как бы ни любил человек заниматься землёй, всё равно не хватит здоровья перелопатить столько земли.
А вот, если вчетвером, к примеру, тут совсем другое дело. Шурка, брат Василий, отец Катюши и подруга её, Ленка. Она всегда, наравне с мужчинами наяривает лопатой только так, а иногда и не любой мужик угонится за ней. Силищи у неё немерено, ей бы мужчиной родиться, хоть лопатой, хоть топором, она работала на раз – два. И ведь получалось у неё всё это, прямо на загляденье. Ну, будто вышивала узор какой. Мудрёный только, не всякому под силу, понять и повторить. Но она, только с виду богатырша, а в душе чисто воск. Только чуть – чуть приголубь её, она уже и растаяла. И слёзы у неё были близко, близко. Ранить её было, что ребёнка малого обидеть. И великой доброты была женщина. Лишь бы кто только намекнул, она готова была и душу отдать, только бы это помогло тому, кто нуждался.
Не перевелись ещё люди на Руси матушке, этим видно и стоит наша Русь, этим и живёт голубушка. Ведь и в писании сказано: Пока женщина будет замечать боль других, свет на земле не померкнет. Если же она очерствеет настолько, что просящему милостыню, вместо куска хлеба, камень подаст, да стыд свой потеряет совершенно, тьма опустится на землю. Значит, пока такие люди, как Ленка живут на земле, конца света не должно быть.
Двое других, подружек Катюши, также прекрасны и добры, также благородны, но с виду прямо дюймовочки, особенно рядом с Ленкой. Но, все эти четверо были, не разлей вода, во всём. Эта дружба была проверена годами, поступками. Они дополняли друг друга и были одним целым. Катя радовалась этой дружбе, гордилась ею. Она знала, что тыл у неё крепок и надёжен на все сто.
Так, перебирая в мыслях все нюансы, она споро работала руками. Мыла, чистила, крошила, солила, перчила. А мысли опять были о жизни, о работе предстоящей, о Вовке, об огороде. Рассаду придётся брать у родителей, своей – то нет, не вырастила. Эх, если бы не эта беда с дочкой, разве бы она позволила себе прохлаждаться. Да, она бы ещё и всей родне насеяла, всяких там перцев, помидор, капусты, да ещё и всяких сортов. А то, попрошайничай теперь, хоть и у родителей, а всё же стыдно как – то. И причина уважительная, но на душе, всё равно муторно.
