Арон изумленно пожал плечами, он не любил нищих возле храма, их крикливые голоса, не просящие, а настырно требующие подаяния, но уважил просьбу священника. Он вышел из машины и увидел высокую худощавую женщину, в серой одежде, от платка, до длинной юбки, из-под которой выглядывали носки тяжелых, не женских, а скорее солдатских ботинок. Особенно поразило ее лицо, как у богоматери на иконах, тонкое, чистое, без единой кровинки, в глазах – любовь и всепрощение.
– Скажи, добрый человек, – спросила Татияна, ее голос был тихим, подобно шелесту ветра в пожухлой осенней траве, – не видел моих деток, Олежку и Таечку? Они тут играли, возле собора, потом подъехала твоя машина, и они забежали за нее, и я не могу их найти.
Арон замешкался, не зная, что сказать, и ему на выручку пришел отец Никодим:
– Татиана, ты, верно, запамятовала, что твои детки в школе, только не в этом городе, и ты скоро поедешь к ним.
– Но я их видела тут…
– Татиана, не отвлекайся, – строго сказал священник, – ты что-то хотел сказать моему знакомому.
– Я помню, – Татиана посмотрела на Арона своими огромными лучистыми глазами, – дай мне руку.
Арон подчинился и вздрогнул, бледные пальцы женщины обожгли снежным холодом.
– У тебя давно болит душа, ты мечешься на перепутье, и еще у тебя за душой один неотмоленный грех. Покайся отцу Никодиму, он хороший и поможет тебе, – пальцы женщины разомкнулись, рука Арона упала вниз, и, больше не говоря ни слова, женщина повернулась и пошла к храму.
Ее походка поразила Арона, обычно побирушки, чтобы вызвать жалость, горбились, мелко семенили при ходьбе и угодливо прогибались перед богатыми богомольцами. У Татианы была ровная линия спины и горделивая походка королевы, которая утратила семью, королевский трон, но назло всем сохранила царственную походку, которой она продолжала идти по жизни.
Холод пробрал Арона до костей, и было непонятно, то ли на него подействовал стылый октябрьский воздух, то ли слова этой странной женщины.
– Кто она, – спросил он у отца Никодима.
– Недавно прибилась к храму. Называет себя на церковный лад Татианой, живет подаянием, что делит на три части, на одну покупает свечи, и каждый день ставит их во здравие своих деток, другую часть отдает на восстановление храма или другим нищим, а третью часть тратит на себя. Поэтому прихожане прозвали её блаженной Татианой.
– Где же она живет?
Священник пожал плечами:
– Где-то в городе, в какой-то ночлежке.
– Где её семья, почему не заберут отсюда?
– Некуда её брать. К сожалению, обыкновенная русская трагедия, у нее было двое деток, сын Олежка и дочь Таечка, она работала в школе завучем, а муж занимался бизнесом. В один момент муж разорился и подсел на наркотики. Она стала тянуть всю семью на себе. Однажды она пришла домой, а там – везде кровь, детки лежат в кроватях, порубленные, в изголовье вместо креста топор, и муж радостный, умиленный, ему голоса сказали, убей детей и он разбогатеет. После этого она тронулась умом и стала скитаться, замаливать грехи мужа.
– Можно как-то помочь и вылечить её?
– Зачем, она счастлива в своем безумии, ее детки живы, здоровы, только живут не с ней, в другом городе.
Арон покачал головой, достал портмоне и вытащил из него, не считая, пачку красно-коричневых пятитысячных купюр, которые протянул священнику:
– Передайте ей.
Отец Никодим взял деньги:
– Спасибо, буду отдавать ей частями, чтобы у неё не украли.
