Уйти красиво. Удивительные похоронные обряды разных стран - страница 17

Пол описывает смерть в Торадже такой, какой ее увидел, – не «железный занавес», не непроницаемая стена между живыми и мертвыми, но граница, которую можно перейти. Согласно анимистической системе верований, нет разницы между человеческими и нечеловеческими аспектами природы: животными, горами и даже мертвыми. Беседа с умершей бабушкой позволяет создать связь с ее духом.

Священник замолчал, его последнее усиленное колонками «КО-О-О-О-ОИ-И-И-И-И!» милосердно затихало. Пол подкрался ко мне сзади и прошептал:

– После того как в жертву принесут буйвола, возможно, за ним последует один из туристов.

В этот момент к буйволу подошли двое мужчин. Один продел голубую веревку через кольцо в его носу и ласково почесал ему подбородок. Похоже, буйвол не заметил, что оказался в центре внимания. Второй присел на корточки и привязал ноги буйвола к деревянным кольям, вбитым в землю.

Я ждала сама не знаю чего – возможно, что снова начнется пение, возможно, что запоют все члены семьи. Но мужчина быстрым движением поднял морду буйвола за веревку, достал из-за пояса мачете и перерезал ему горло. Буйвол встал на дыбы, демонстрируя мускулы и рога. Он попытался убежать, но веревка удержала его на месте. На его шее виднелась ярко-красная рана, но крови не было. Первый раз мужчина разрезал недостаточно глубоко.

Несколько мужчин подбежали и схватили веревку, продетую через нос буйвола, но тот отчаянно сопротивлялся. Он вырывался и брыкался, выставляя на обозрение свою разорванную трахею. Смотреть на это было непросто. Мужчина вытащил мачете из-за пояса и во второй раз рассек шею животного. На этот раз из горла буйвола толчками полилась красная кровь.

Буйвол с силой рванулся назад и освободился от привязи. Он споткнулся и ринулся направо к толпе. Началась паника и крики. Съемки моей маленькой видеокамеры стали похожи на видеоряд из фильма «Монстро», с тяжелым дыханием за кадром и землей в объективе. Толпа стала уплотняться вокруг меня, и я порезала руку об угол бетонного столба.

Я была уверена, что кто-нибудь (возможно, я) падет жертвой мести буйвола, но участники обряда поймали его и утащили обратно в центр двора, где он наконец упал и замер, и его кровь вытекла из шеи, образовав лужу. Причитания и нервный смех толпы слились в сложную полифонию. Опасность вернула похороны к жизни.

Агус возбужденно говорил по телефону.

– Что случилось? – спросила я у Пола.

– Мы должны привезти свинью.

– И где мы достанем свинью?

– Агус как раз договаривается. Невежливо явиться без свиньи.

Джип был забит под завязку. В нем сидели я, Пол, Агус и Атто, пятнадцатилетний парень, которого мы подвозили до удаленной деревни. Для свиньи места не было.

Агус положил телефон и объявил:

– Завтра мой друг на мопеде привезет свинью.

Атто всю дорогу неистово переписывался с кем-то, что можно было ожидать от подростка, оказавшегося в машине со взрослыми. Во время обряда манене могилы его дяди и дедушки будут открыты. Оба его родственника умерли еще до его рождения, так что он встречался только с их трупами.

В этой деревне не было центральной площади, она состояла из нескольких отдельных поселений. Большинство местных жителей, включая наших хозяев, занимались выращиванием риса. Они жили в семи тонгконан (просторные тораджанские дома на сваях), расположенных вокруг общего двора. Кукарекали откормленные петухи. Тощие собаки гонялись за петухами, а смеющиеся дети – за собаками. Женщины монотонными, завораживающими движениями молотили палками недавно собранный урожай риса.