– Ну, и долго мне там сидеть?
– Пока не придет ответ на запрос из части, где служит капитан Цветков.
Духаренко призадумался. Он покачивал головой, морщился, шевелил губами. Наконец решился:
– Стойте, гражданин следователь. Не хочу больше темнить, надоело. Тут я, конечно, не все рассказал. Мне, ясное дело, эта справка ни к чему – вот кем мне быть, не вру. Только я ее не нашел. Дело было так.
У этого самого капитана жена – или кто там она ему – моей Фроське вроде как сродственница.
Капитан с женой ехал куда-то, ну, у моей и ночевали. Я на всякий случай на чердаке прятался. А потом – с чего, сам не знаю – заглянул к ним в узелок. Думал, в нем что толковое. А там только и было, что грязная гимнастерка. И в кармане эта самая справка. Я, конечно, гимнастерку назад подкинул. А справку взял. И чего я ее, дурак, у себя оставил, понять не могу…
Рассказ Духаренко показался мне вполне правдоподобным. Я охотно занес его в протокол.
Маршрут ясен. Спутник есть
И вновь я собираюсь в дорогу.
Вынув из планшета карту, аккуратно расправляю ее на столе. Вот здесь – наша часть. А там, за голубой петлей реки, за зелеными островами лесов, – Площанка, маленький черный кружок.
Вчера Прут подписал командировку. Я должен выехать в Площанку и арестовать Цветкова. Старик спросил:
– Все продумал?
– Как будто учел все возможные неожиданности.
– Все неожиданности учесть нельзя, – почему-то грустно возразил Прут. – На то они и неожиданности…
И уже потом, заканчивая разговор, добавил:
– Будь готов к неожиданному…
Карта топорщится. Придавив ее стаканом, обвожу красным карандашом черную точку – Площанку. Так приметней.
Долговязый Клименко тянет шею через мое плечо, дыша мне прямо в ухо.
Он тоже смотрит на карту, щурится и сочувственно роняет:
– Да, брат, моцион-то тебе предстоит основательный. Здесь только по прямой сто с гаком…
– А там, за голубой петлей реки, за зелеными островами лесов, – Площанка, маленький черный кружок.
– Ничего. Вот этим проселком, – я делаю на карте уверенный прочерк ногтем, – доберусь до железнодорожной ветки. А дальше…
– А дальше, – подхватывает Гельтур, – встанешь на четвереньки, возьмешь в зубы папироску и поползешь по шпалам.
– А дальше, – продолжаю я, не обращая внимания на ехидную реплику, – сяду в поезд и доеду до станции Кременное. Там пересадка, и…
Клименко похлопывает меня по плечу;
– Лихой ты хлопец, Алешка!
– А что?
Он берет у меня карандаш.
– Мост видишь?
– Ну?
– Ну и забудь о нем. Он, брат, только на картах и остался. И по проселку твоему никто теперь не ездит. Он же на хутор вел. А теперь хутора-то нет, угли одни. А дальше вообще болота. Так что, брат, на паровик не рассчитывай. На четвереньках по шпалам – дело более надежное.
– Подожди. – Я стряхиваю с плеча руку Клименко. – Откуда ты знаешь про мост?
– Да ты что, с луны свалился? – недоумевает Клименко. – Хотя постой, ты же недавно в дивизии. Там, брат, немец прошел.
– Вот оно что!..
– А если, допустим, – уже не столь уверенно продолжаю я, – если в обход податься, и в Лисичанск?
– Тебе сколько суток Лев Ильич отвалил на всю эту музыку?
– Пять.
– Сам просил?
– Да.
– Ну и дурак, – спокойно констатирует Клименко. – Лишний день в запасе всегда не мешает иметь. Вот бы и пригодился для Лисичанска.
Черт возьми! Действительно, пяти суток маловато. Но Прут уехал на совещание в политотдел штаба армии, возвратится не скоро. Продлить командировку некому.
