В апреле сорок второго… - страница 5

– Слушай, Алешенька, – неожиданно вмешивается Гельтур, – а почему бы тебе не плюнуть на мост?

Я поднимаю голову.

– Уже плюнул. Буду добираться через Лисичанск.

– А почему бы тебе, Алешенька, – с нарастающим торжеством продолжает Гельтур, – не плюнуть на Лисичанск?

– Перейдешь реку вот здесь – и топай на Кременное, пока ноги несут!

Что он там еще придумал? Впрочем, об этом я узнаю минуты через три. Нужно же человеку время, чтобы поплясать на костях ближнего своего.

Через три минуты Гельтур наконец добирается до сути дела. Оттеснив меня и Клименко, он склоняется над столом.

– В лесу пока не развезло? – энергично спрашивает Гельтур.

– Не развезло.

– Значит, ты выйдешь к реке. Лед пока держится?

– Держится.

– Тогда зачем тебе мост?

Гельтур чувствует себя стратегом. Его руки с длинными пальцами парят над картой.

– Перейдешь реку вот здесь – и топай на Кременное, пока ноги несут!

Что ж, пожалуй, он прав. Лисичанск отпадает: на этот вариант у меня просто не хватит времени. Значит, план Гельтура лучший, хотя бы потому, что он единственный. Клименко, если судить по движению бровей, тоже думает так.

– Ну, что ж, – говорю я максимально кислым тоном, – пожалуй, можно и так.

– Можно и так! – возмущается Гельтур. – Ты лучше скажи мне, как можно еще?

Я пожимаю плечами.

Теперь остановка только за солдатом, который пойдет со мной. Еще вчера я позвонил в полк и попросил прислать парня получше, из взвода пешей разведки. Дело мне предстояло нелегкое – на такое опасно идти одному. Солдат должен вот-вот явиться. Кстати, не он ли это?

Потеснив плечом в дверях нашего конюха, в комнату прокуратуры бочком вваливается розовощёкий богатырь. И как только сходится шинель на такой широченной груди! Ушанка на голове у парня сидит прямо, без лихости, основательно. Вещевой мешок набит до отказа. На коротком ремне тускло поблескивает вороненой сталью новый, словно со склада, трофейный автомат. Богатырь докладывает, обращаясь к Клименко как к старшему в звании:

– Ехврейтор Хвыленко. Прибыл по вашему приказанию!

– То к нему, – кивает на меня Клименко.

Я подхожу к солдату, протягиваю руку.

– Лейтенант юстиции Кретов.

Лапа у парня, как тиски.

И как только сходится шинель на такой широченной груди! Ушанка на голове у парня сидит прямо, без лихости, основательно.

Я переспрашиваю:

– Так как ваша фамилия?

– Хвыленко, – басит он единым дыханием.

И вдруг, вскинув руки к поясу, поясняет;

– Руки в боки – хвы, Хвыленко.

– Филенко, значит?

– Так точно.

Мы спускаемся к реме. Берег высокий, обрывистый. Сапоги сбивают каменную крошку, живые шуршащие струйки стекают ниже. Год назад в альплагере инструктор рассказывал нам о том, как коварны осыпи, и мы принимали это всерьёз. Забавно!

Мы ждём какой-нибудь час, а фронт уже кажется каким-то далёким. Где-то аукают два орудия – словно в другом мире. Облака плывут над нами, сквозь серое и белое уже густо проступает синева. В этих местах река похожа на заячий след: кружит, петляет, бросается из стороны в сторону. Пожилой ездовой Галкин, который знает абсолютно всё, даже больше, чем Гельтур, рассказывал мне, какой здесь бывает разлив. Река затопляет все окрестные низменности и становится похожей на озеро, заросшее камышом. Только вместо камыша верхушки затопленных деревьев.

Сколько дней осталось до паводка? Хоть бы не меньше пяти!

Спустившись с обрыва, мы долго бродим по низине – отыскиваем место для переправы. Продираемся сквозь густой кустарник, еще по-зимнему жесткий и ломкий, и он мстительно хлещет нас, норовя ударить по лицу.