В Бобровке все спокойно (Шпулечник-3) - страница 2



Отец только несколько раз отлучался куда-то из деревни, но о причине отъездов не рассказывал, видимо пытался провернуть какие-то аферы, но без особого успеха и хвалиться было особо нечем. Потому что, если бы ему удалось урвать хоть что-то, то он бы раздул успех в своих хвастливых рассказах до невероятных размеров. Казалось бы, живи, залечивай раны от житейских невзгод, да отъедайся потихоньку.

«Быть в плаще и маске судьба моя!»

Но тут, как снег на голову, свалился папаше на голову шедший по воскресениям американский мультсериал «Черный плащ»10, поразивший отцовский измученный мозг и помутивший его разум.

– Видели, да? – тыкал заскорузлым коренастым пальцем в сторону телеэкрана отец. – Ишь ты, чего выкаблучивают, уткобобики! Блин кудрявый, лист резной! Фантастика просто. Вы только посмотрите на них!

– Срамота, – плюнула в экран мать и ушла пить заряженную Кашпировским воду.

Мать была человеком щепетильным и очень увлекающейся натурой. Местные женщины косились на нее с недоверием. Любила разные рукоделия из отходов. Заставляла нас с братом вечерами жевать бумагу для папье-маше. Заливала мучным клейстером и получала нелепые кривобокие шкатулки и фигурки, которые из экономии раздаривал на дни рождения знакомым. Тащила домой всякую всячину.

– Немалая экономия получается, учитесь, дармоеды, – хвалилась, сидя в прихожей за обеденным столом и наматывая на палец обрывки ниток. – Бабушка – покойница учила: если ниточку вокруг пальца можно обмотать, то ее нельзя выбрасывать – пригодится, – и складывала в тяжелый бабушкин сундук все, что ни попадалось.

Она не была такой сообразительной и изобретательной как отец, но в плане урвать чужое; жадности, скупости и прижимистости шла с ним наравне.

– Нет, вы только взгляните, – не унимался отец, – как они с преступностью борются. Я же так же могу! – дико блеснул он глазами. – Я же вылитый борец с преступностью, мне только черного плаща не хватает.

– И шляпы? – подал голос Пашка.

Пашка был слегка не в себе – человеком тощим, кургузеньким и запуганным, но при этом весьма себе на уме, похож на мелкого голодного пронырливого хорька и хитёр как сорок тысяч енотов. А еще, будто матерая сорока, падок на чужие вещи, почти как папаша. В детстве отец так и звал его – Хорек. В детстве кумиром брата была старуха Шапокляк. На новом месте он быстро обзавелся приятелями-ровесниками: Костиком Мойкиным, жившим через дом от нас; Игорем Прудниковым, сыном Ольги Николаевны, коллеги матери, ставшей ее подругой; и Сережкой Рябым.

– Молодец, Гога, сечешь, – отец поощрил его подзатыльником. – Ты умен как стафиллокок, но при этом кругозор у тебя как у трилобита. И шляпы. Хотя, шляпа у меня имеется, а с плащом… – от усиленной работы мысли лицо отца стало едва ли не квадратным, – …есть, короче, идейка одна. Как всегда – конгениальная, дети мои.

«Черный плащ» пришелся родителю весьма по душе. Украденный на складе после катастрофы на Чернобыльской АЭС плащ ОЗК он собственноручно выкрасил в черный цвет. Гудроном, украденным на стройке…

– Как? Внушает? – задрав руки, покрутился в прихожей перед большим зеркалом (украденном им в клубе деревни Кубиково на прошлом месте работы), висевшим на двери в кладовку. – Рождает в сердце страх и трепет?

– Зачем ты на себя этот убогий плащ нацепил? – вытаращилась на него мать.

– Для таинственности и загадочности.

– Это просто нормальному уму непостижимо! Как втемяшит блажь в башку, так хоть кувалдой по виску! Придурок из цирка-шапито! Все это напоминает дурной балаган! Клоун в драном плаще!