И полбеды было бы, если бы он только сам взбесился, так нет же, втянул и соседа нашего, живущего через дорогу – безотказного водителя Кольку, в свои дикие игры. Внешне Колька Махалашенко по кличке Малахай («Малахай – это шапка такая, с висяками» – как объяснил нам отец), действительно очень напоминал Зигзага Макряка. Такой же вихрастый, простодушный и отзывчивый.
– Я тебя не как должностное лицо, а по-соседски позвал. Многое в здешних диких краях вселяет разумному человеку беспокойство в последнее время. Тут ведь какой народец? – поощряюще посмотрел на собеседника.
– Какой? – Спросил сосед.
– Мелкий, мелочный, приземленный и недальновидный. Пока жареный петух не начнет клевать то в темечко, то в задницу, не поймут, что надо делать. А что надо делать?
– Сеять?
– Сеять, запахивать и бороновать – это безусловно. Наша главная задача: молотьба и хлебосдача. Хочешь быть передовым – сей квадратно-гнездовым. Но сейчас на повестке дня не это, вовсе не это. Сейчас остро назрел вопрос борьбы с преступностью. Прежде всего организованной! – как по писанному гладко чесал отец. – Надо решать проблему. И решить этот вопрос должны мы с тобой. Отступать некуда – за нами будущее! На счастье для будущего, решение есть у меня! Я буду Черным плащом, а ты будешь Зигзагом! – внушал папаша бедному Малахаю, зазвав его в свой гараж и расхаживая перед дверью, чтобы сосед не убежал.
– Владимирыч, может не надо? – уныло сопротивлялся Малахай, с тоской глядя на белый день, маячивший в проеме двери за спиной директора.
– Надо, Федя, надо! Слово начальника – закон для подчиненного! Ты пойми, ты мне нужен, садовая голова.
– Зачем?
– Порой и ненабитый глаз замечает полезное. А у тебя глаз не набит. Твоя непобедимая беззаботность и инфантильная непосредственность может быть моим умелым руководством обращена впрок, повернута на пользу общества и всего прогрессивного человечества. А еще, ты хорошо умеешь петь песни из кинофильмов. Почти как я в молодости. – Самодовольно погладил себя по брюху. – Будешь Зигзагом, ты похож – такой же раздолбай и вихор такой же на голове.
– Владимирыч, что ты как ржавый фрикцион заел: Зигзаг да Зигзаг, – обиделся Колька.
– Твою дивизию, называй меня Черный Плащ! – как директор школы на малолетнего хулигана, заорал отец, вздыбленно застыв напротив соседа. – Или сокращенно: Чэ-Пэ. Я тебя из Кубиково вытащил, человеком сделал, а тебе трудно такую малость для меня сделать, – успокоившись, вновь засеменил туда-сюда, как вечный маятник.
– А чем в Кубиково было плохо? – попробовал робко сопротивляться Малахай. – Трасса рядом, квартира с балконом, больница опять же есть.
– Трасса, больница с балконом, – передразнил отец, продолжая безумный менуэт. – А за городом, как говорится, хохлома. Да, согласен, тут не столица и не центр мировой культуры, не Лондон, который вообще «гуд бай», и не Париж, но, согласись, и не лесосека какая-нибудь, а вполне приличная деревенька, которая моими стараниями, на основе нового метода и нового мышления, вскоре станет совхозом-миллионером. Сюда еще опыт перенимать со всей страны будут приезжать. Понял? А ты заладил: балкон, балкон. Ты как мещанин во дворянстве какой-то. Буржуазный элемент просто. Тебе не стыдно?
– Ну, стыдно, – смутился Малахай. – Но как-то Зигзагом быть странно.
– Привыкай. Я за это тебе премию выпишу, Почетную грамоту торжественно вручу и вывешу твою лучшую фотокарточку на Доску почета.
