Он снова почувствовал мой страх своим нутром.
– Почему так неуверенно? Дай покажу, как ты это делаешь.
Он свистнул инструмент у меня из-под челюсти и подобно кривому зеркалу повторил мои действия, слегка качаясь и неумело дергая по струне за раз. Я не придал значения этой издевке; в тот момент все казалось вполне справедливым. Я понимал, что являюсь недалеким в данной сфере и мне нужно увидеть, что именно я сделал не так.
– Клади на стол, Камнев.
Иосиф дал мне карандаш.
– Иосиф Серафимович, это еще зачем?
Зря я открыл рот.
– У тебя в семье все такие идиоты?! – его лицо налилось кровью и так же быстро остыло. Он уставился в пол и пару секунд молчал, затем спокойно выдохнул, – сначала учатся на карандаше. Это важный этап, Камнев.
Я принял пишущий инструмент.
– Сюда большой, средним и безымянным сюда, мизинцем ощущаешь вес. – Я подчинился. – Чувствуешь, какой тяжелый?
– Чувствую, Иосиф Серафимович.
Я ничего не чувствовал.
В дверь постучали.
– Заходи! – Иосиф радостно выкрикнул.
К нам с небес спустился ангел. Навскидку ей было лет пятнадцать. Воздушное платье, рыжеватые волосы, забранные в хвост, твердый футляр с узором.
Учитель похлопал маленького наставника по плечу и вытащил из-под стопки книг пару листов.
– Здравствуйте, Иосиф Серафимович. – Она улыбнулась.
– Здравствуй. Хочешь это сегодня поиграть? Для твоего уровня как раз.
Наблюдая за этой нежной картиной, я проклинал себя внутри и старался дать силы мизинцу, чтобы почувствовать увесистость карандаша.
– Иосиф Серафимович… А почему такой взрослый человек учится играть?
Он обернулся на меня.
– Не волнуйся, он тут ненадолго.
У меня по спине пробежал холодок. Иосиф снова засмеялся, затем закашлялся и потупил взгляд. Пока он от неловкости хрустел пальцами, я заметил, что они мелко дрожали. Как я мог забыть про его руки?
Небесное создание раскрыло продолговатую коробочку, и я снова услышал внеземные двойные звуки. Иосиф поставил листы на чудаковатую стойку и дал своему подмастерью пустить литься дивную песню. Внутри я стонал, умирая; я знал, что мне так в жизни не сыграть. Я думал об одном – блаженны дети, просыпающиеся, чтобы заводить гаммы.
Из забвения меня вернул голос Иосифа.
– Что уставился, Камнев? Сейчас сам так будешь.
– Уже?! Иосиф Серафимович, вы уверены?
– Не волнуйся, – он подал мне смычок, – по открытым струнам поводишь, потом простую песенку.
Как же стыдно мне было неумело держаться за широкий конец и подчиняться преподавателю. Иосиф снова меня передразнил, и я понимал, за что. Затем он отдал мне мою махину обратно и стал поочередно называть ноты.
– Ре, ре, ля, ля, теперь первым пальцем сюда. Нет, Камнев, так высоко. Вот, другое дело. Соль, соль, фа, фа, ми, ми, ре.
Я чувствовал себя словно птенец, украденный из гнезда. Словно ребенок, не знающий алфавита, которого заставили читать. Смычок стал моим персональным дьяволом. До этого момента я никогда не пребывал в такой ситуации, чтобы держать пальцы в подобном положении, положение это казалось чудовищно неудобным и нелепым. Я мог сравнить Иосифа с моим палачом, себя же с неудачливым наследником трона, павшим под революцией и ожидающим мгновения, когда голова слетит с плеч.
Добрый десяток минут он повторял одно и то же и указывал мне на места на грифе. Я чувствовал, что вспотел от стараний. Ангел пиликал на заднем плане, дожидаясь, пока я уйду.
Иосиф отошел, достал из своей стопки лист и написал на нем четыре ноты с их названиями.
