Сак допил кофе и стал смотреть, как выглядывает из-за горизонта солнце. Светило, цветом походившее на воду в не чищеном аквариуме, высунуло краешек неровного диска, оглядело прогнивший сырой мир и снова исчезло – похоже, передумало здесь появляться. Но нет – его лик старика-утопленника снова вернулся и медленно пополз вверх по небосклону. До чего тоскливые здесь рассветы!
Сак отвернулся. Он пятнадцать раз приобретал право на пеленгатор новых миров, истратив на это почти все наследство бабули. Но все миры, куда заносило его маяки, были безжизненны. Позже он узнал, что так было в 999 из тысячи случаев. И лишь с этим сдвигом ему повезло. Поначалу из-за царившей здесь тоски он посчитал его бесперспективным. Уж курорт в этом болоте точно не устроить. Но через неделю объявились гоблины и предложили люп. И за пять лет торговли, не выходя из форта, он сделал себе состояние. И притом никакой конкуренции! Никто не может появиться здесь без его ведома – код сигнала для маяка знает лишь Сак. Он единоличный владелец сдвига, до тех пор, пока тот не перейдет государству, но до этого еще шесть лет.
Только бы эти чертовы аборигены поскорее явились… Если с этой сделкой выгорит, он уже точно отойдет от дел, поручит их сыну, а сам навсегда обоснуется в своем особняке на Амударье.
Сак вздрогнул от неожиданности: в окне стояли, колеблясь под секущими струями, две худые рослые фигуры с хоботами вокруг грибообразных голов – местные. В руках у одного был небольшой мешочек – значит, пришли с люпом.
Сак натягивал защитный костюм судорожно, не попадая в рукава и путаясь в массе хоботов. Хорошо хоть у них две конечности – не нужно вживлять в тело сенсоры управления второй парой, как приходилось делать некоторым его коллегам. Ведь никто не знает, как туземцы отнесутся к твоей настоящей внешности, лучше походить на тех, с кем торгуешь. С костюмом готово! Теперь переходник, откачка воздуха, бусы и зеркала (два неприподъемных мешка, хорошо еще, что костюм снабжен мышечными усилителями), переговорное устройство.
Он вышел наружу и уперся в грудь одному из аборигенов. Ну, натуральный гоблин – наросты, черные пульсирующие вены поверх липкой кожи, стрекозиные глаза… А хоботы эти – мама родная! – они же постоянно забираются друг в друга. Весна у них, что ли?
– Привет, – переводчик передал Саку слова гоблина ласковым женским голоском, – была водяная буря, и мы задержались.
– Дороги залило? – как можно более вежливо поинтересовался Сак.
– Нет, в водяной буре легко поймать водяную крысу. Они очень вкусные, только нужно есть сразу, пока между пальцев не просочились. Торговать будем?
Сак героически подавил рвоту и покачал головой. Как и у некоторых африканских народов, у аборигенов этот жест означал согласие.
– Отличные бусы, великолепные зеркала, меняем как обычно? Мешок на мешок?
Первый абориген кивнул.
– Почему нет?
– Ты нас обманываешь, чужестранец, – проворковал переводчик, едва стихли свистящие звуки, которые издавал один из незанятых самокопанием хоботов, – в твоем мире люп ценится намного больше, чем то, что ты даешь нам взамен. Два мешка за один. Или конец торговле.
Эти требования его зеленые друзья выдвигали вот уже два года кряду. И с тех пор он не увеличил цену даже на пару бусинок. Сак вздохнул, и стал перечислять сложности, с которыми он сталкивается. Что товар его редкий и контрабандный, что сотни рабов трудятся, день и ночь не покладая конечностей, чтобы наполировать мешок зеркал и напились столько же драгоценных бус. За один кристалл люпа – по своим свойствам не уступающий чистейшим алмазам, он мог дать и сто мешков зеркал. Но, во-первых, переброска грузов на сдвиг стоила немалых денег, а во вторы, плох торговец, который не торгуется. Да и что, если в следующий раз они опять потребуют больше?
