В XVIII веке относительно немногочисленные недоросли не пользовались популярностью, не имели доступа к редакционной политике газет и журналов и были презираемы неполиткорректными и действительно просвещёнными современниками, которые не стеснялись оценивать их мнения по заслугам. Стандарты образования оставались незыблемыми, и никому не приходило в голову приспосабливать их к возможностям бестолковых учеников.
Однако механизм просвещения плодил последних в возрастающих количествах, и в начале XX века не считаться с ними стало невозможно. Утратив былое смирение, они всё более дерзко заявляли о своих правах и в соответствии с провозглашённой в обществе терпимостью настаивали на уважении к себе и своим воззрениям. Одновременно с этим появление электронных СМИ сделало их мнения и пристрастия доминирующими, ибо в отличие от школ и университетов просвещение в массмедиа изначально сводилось по преимуществу к популяризации взглядов человека-массы; (термин Хосе Ортеги-и-Гассета); и потаканию его вкусам. В XX веке «просвещённый митрофанушка» в полном согласии с духом времени поверил в то, что его суждения не менее правомочны, чем любые другие, и взял реванш за прежние унижения.
Вольтер не был гуманистом в первоначальном значении этого слова – он не очень любил людей. Его имя отождествляют с этим учением лишь постольку, поскольку он жил и писал в эпоху гуманизма, разделял его основные теоретические установки и содействовал их развитию и популяризации. По его подсчётам, приблизительно один из каждых десяти тысяч его современников интересовался философией, а умеющих мыслить самостоятельно было «и того меньше, и людям этим не приходит в голову блажь сотрясать мир». Вольтер не утверждает явно, что мир станет лучше, если остальные 9999 человек начнут мыслить, но пафос эпохи предполагает именно этот вывод. Вероятно, он даже не задумывался о том, что произойдёт, если всё человечество начнёт предаваться философствованию и самый последний его представитель при одобрении и поощрении государственной машины и формируемого ей общественного мнения сочтёт плоды своих усилий равноценными выводам выдающихся единиц. Однако можно не сомневаться, что он легко догадался бы, что в таком случае пропорционально увеличится число «желающих сотрясти мир».
В 1929 году другой знаменитый философ написал:
«Характерным для нынешнего момента является то, что посредственность, зная, что она посредственность, имеет нахальство повсюду утверждать и всем навязывать своё право на посредственность. Теперь массы полагают, что они имеют право навязывать другим те банальные суждения, которые они высказывают в кафе, и придавать им силу закона. …человек, взявшись за перо, чтобы написать о том, что изучал длительное время, вынужден думать, что средний читатель, которого никогда не интересовало, о чём пишет автор, если и читает его, то не для того, чтобы чему-то научиться, а, наоборот, чтобы вынести приговор, особенно когда написанное не совпадает с теми банальностями, которыми забита голова читателя. В политике, в искусстве, в вопросах научной и общественной жизни он будет занимать позиции самого примитивного, самого неграмотного человека, но будет защищать свою точку зрения с такой уверенностью и энергией, что не допустит – в том-то и состоит парадокс – к их решению специалистов». Отметим, что Интернета тогда не было.
