– В школу, – подтверждаю я, старательно игнорируя спазмы в животе. Я и так ненавижу ходить в «Уэстбридж», а в дни родительских собраний – тем более. Если бы не тот факт, что Эмили посещает ту же самую школу и у нее тоже сегодня собрание, я бы обязательно придумала, как оставить нас всех дома.
Но уже слишком поздно.
Я откидываюсь на сиденье и прижимаюсь щекой к прохладному стеклу, наблюдая, как наш жилой комплекс становится все меньше и меньше, пока не исчезает полностью, сменившись шумной картиной города.
С тех пор как мы вернулись, это мой любимый способ проводить время в машине. Прилипнуть к окну и всматриваться в зигзаги пекинской линии горизонта, путаницу перекрестков и кольцевых дорог, яркие скопления ресторанчиков и переполненных гастрономов.
Пытаясь запомнить все это – точнее пытаясь вспомнить.
Меня всегда удивляло, как обманчивы самые популярные фотографии Пекина. Они либо изображают город огромным постапокалиптическим миром, отравленным смогом и битком набитым людьми в дыхательных масках, либо показывают его похожим на нечто прямиком из высокобюджетного фантастического фильма: сплошь элегантные небоскребы, ослепительные огни и кричащая роскошь.
Снимки редко передают истинную энергию города, ту энергию, что бурлит везде, как дикое подводное течение. Кажется, все без исключений толкаются, спешат, стремятся к большему, снуют туда-сюда: будь то курьер, лавирующий в потоке машин позади нас на скутере, навьюченном десятками коробочек с едой, или бизнесвумен, лихорадочно с кем-то переписывающаяся в «мерсе» слева от нас.
Мое внимание привлекает песня известного китайского рэпера, заигравшая по радио. Через зеркало заднего вида замечаю, что Ма снимает очки и заметно морщится.
– Почему он издает эти звуки: «си-гэ си-гэ»? – спрашивает она секунды через три. – У него что-то в горле застряло?
Я давлюсь смехом.
– Так звучит современная музыка, – говорит Ба [2] на мандаринском, как всегда дипломатично.
– Как по мне, это даже мило, – встреваю я, покачивая в такт головой.
Ма оглядывается на меня с равнодушно-хмурым видом:
– Не верти так головой, Ай-Ай. Выглядишь как цыпленок.
– В смысле, вот так? – Я качаю головой сильнее.
Ба прикрывает улыбку рукой, Ма цокает языком, а Эмили – мне всегда казалось, что на самом деле она восьмидесятилетняя старушка, заключенная в крошечном теле девятилетки, – испускает долгий, театральный вздох.
– Подростки, – бормочет она.
Я подталкиваю ее локтем в ребра, на что она отвечает тычком, между нами завязывается шуточная борьба, которая прекращается, только когда Ма грозит накормить нас на ужин пустым рисом.
Если честно, именно в эти моменты – когда машину наполняет музыка, за окнами свистит ветер, послеполуденное солнце золотит деревья, а моя семья здесь, рядом со мной, – я чувствую… счастье. Подлинное, истинное счастье, вопреки всем переездам, расставаниям и новой жизни. Вопреки всему.
Но вскоре мое настроение меняется.
Как только мы подъезжаем к воротам школы «Уэстбридж», я осознаю роковую ошибку. Все одеты во что угодно, но только не в юбки и белые рубашки. Милые летние платья. Кроп-топы и джинсовые шорты. Преподаватели не уточнили, какой должна быть одежда, и я наивно предположила, что, как и в моей прошлой школе, все каждый день ходят в форме.
Когда мое семейство начинает выходить из машины, к горлу подкатывает приступ паники. Нет, конечно, у меня не будет
