– Но я смог стать собой лишь сейчас. Когда обо мне все забыли. – Откровение задрожало на его языке и слетело с него прямо на пол. Софи не успела поймать его прежде, чем оно разбилось, но острая пыль пробралась под одежду и кольнула где-то у рёбер. «О нём забыли. Разве остался ещё хоть кто-то, кто мог бы его помнить?».
– Я сама не могу принять ни единого решения. – «Как и ты, столичный придурок. Нас обоих впервые выпустили из теплицы». – Знаешь, почему я иду в Центр? Потому что мне так сказали. Даже в этом меня направили. Я ничего не сделала. Ни для себя, ни для других. – Она задержалась, не зная, как называть того, кто был к ним совсем рядом. Мёртвый человек в лифте молча вслушивался в их разговор. «И для него тоже. Не смогла. Струсила». – Я себя ненавижу. И тебя тоже за то, что ты во всём со мной соглашаешься.
Софи продолжала говорить так тихо, словно боясь, что тело в лифте её услышит. Или надеялась, что оно ещё сможет. Она извинится, раскается, примет ошибки, и в ответ этот человек встанет. Вот только это всё никак не случалось. В мире Софи не осталось ни удачи, ни чуда.
– Не понимаю, почему ты коришь себя за то, что убило бы тебя. – Деми продолжал стоять в том же положении, скрестив руки на её спине и подбородком едва задевая опущенную голову. Софи сжимала его футболку всё сильней. Единственный миг, на который они перестали быть друг другу противны. – Ситуация была проигрышной, даже ты бы не справилась.
– Наоборот. Я бы всё осилила. – Она одёрнула пальцы, и ткань под её ногтями затрещала. Из груди вырвалось несколько всхлипов. – Я смогла бы помочь, но не стала. Потому что я разучилась думать о ком-то, кроме себя. И ты мне ни к чёрту до тех пор, пока не касаешься меня. И я плевать хотела на то, жив ты или нет. Я могу уйти в любой момент, сразу же, как найду кого-то другого. Ты сказал, что у нас не было выбора. И если бы он был, мы бы ни за что не остановились на друг друге. Потому что в тебе есть всё то, чего нет у меня.
– И, всё же, случилось то, что случилось. – Деми почувствовал, как Софи убирает с себя его руки и вновь отходит к стене. Ей было достаточно. С непривычки даже рукопожатия было много, и терпеть его руки на себе было невыносимо. «От такого можно начать скучать по близким. По тому, как обнимали они». – Может, оно и к лучшему, – тут же заговорил Деми, решив, что сделал что-то не так. В поддержке у него почти не было опыта. – Это большой урок для нас обоих.
– Кого из нас ты пытаешься этим утешить? – Слабый смешок ударил в живот и заставил за него схватиться. Она и не знала, что скопившееся в ней напряжение может привести к такому. Словно смеялась она впервые в жизни. – Теперь ты видишь, в чём дело? Мы оба трусы, слабаки, идиоты. Разница лишь в том, что я думаю, что делаю всё для других, но выходит стараться только для себя. Ты не понимаешь, что берёшь в расчёт каждого, кроме себя самого. Ты чёртов альтруист.
– Выходит, мы неудачники. – Деми улыбался до того естественно, что Софи засмеялась громче. Слёзы щипали глаза и дрожали на её впалых щеках. «Как только он может находить повод для веселья?».
– Так и есть. Я жалкая.
– И я тоже.
– Мне нужна помощь. – Прозвучала короткая просьба. Софи почувствовала, как от сказанного желудок свернулся узлом. Это было выше её сил. Словно тайну, которую она однажды утопила в водах, Кали, вдруг прибило к берегу.
