В мире этом… Стихи - страница 5



сыщет недорезанный петух.
Сладко для чувствительного уха
вор о благоденствии поёт.
В обществе, где чествуется брюхо,
член при звуках гимна восстаёт.
В обществе, где царствуют макаки,
челядь раболепна и важна.
Зренье притупляется во мраке,
бесу маскировка не нужна.
Выхлебав целительную водку
с чёртом, словно с братом во Христе,
чтоб не угодить на сковородку,
мудрый прозябает в темноте.
Но, видать, по прихоти Господней,
скрашивая смрадный неуют,
солнечные блики в преисподней
зыбкую надежду подают.

Фатум

Тайно придя в гости,
чтоб насолить впрок,
мечет судьба кости,
карты сдаёт рок.
Принцип игры твёрдый:
как ни вертись – крах.
Умный, прямой, гордый
втоптан толпой в прах.
Смелый поник взглядом,
в тёмный ступив круг.
Кто был рождён гадом,
соколом взмыл вдруг.
Рыцарь, порвав стремя,
даму честит вслух.
Кто погонял время,
начал гонять мух.
Не одолев старта,
слышит бегун: «Бис!»
Так уж легла карта,
путая верх-низ.
Словно клеймо ада,
всюду судьбы знак.
Игры менять надо.
Только, пардон, как?

Мизантропическое

Смурной от житья убогого,
народ в предвкушенье драки
хозяина алчет строгого,
толпою бредя во мраке,
и пламя из книг и хвороста
под звёздами пляшет дико.
Толпа не имеет возраста,
толпа не имеет лика.
Бесполая и бесплодная,
рабыня своей утробы,
толпа – не волна природная:
стихии не знают злобы.
Наверное, пылко вторя ей
в стремлении подольститься,
любой, кто вошёл в Историю,
её нечистот частица.
Кто слился, сменив обличие,
с бесполою и бесплодной,
сегодня до неприличия
любовью смердит народной.

Глядя в зеркало

Я с судьбой никогда не лукавил
и открыто сжимал кулаки,
но она меня била без правил,
оставляя в душе синяки.
Ну и черт с ней. Калекой убогим
об утратах я слезы не лью:
мне к лицу быть холодным и строгим.
Но таким я себя не люблю.
Зайчик солнечный скачет по коже,
майский ветер мне шепчет, пьяня,
что холодных и строгих, похоже,
в мире этом полно без меня.
И, забыв, чем волненье чревато,
воспарив, будто кум королю,
вдруг я делаюсь мягким, как вата…
Но таким я себя не люблю.
Ведь частенько бывает на свете,
как в немом черно-белом кино,
этот майский безудержный ветер
идиотов швыряет в говно.
Потому и на празднике шумном
я восторгов ни с кем не делю,
оставаясь практично-разумным.
Но таким я себя не люблю.

Пространство, время, люди

С вершин мы сползаем на летний луг,
чтоб в мирных трудах лысеть.
А время-паук
миллионом рук
сплетает дороги в сеть.
Кто в помыслах честен, того стригут,
пока не испустит дух.
Дороги не лгут,
дороги бегут,
опутав людей, как мух.
Когда направляет стилет рука
и злобой сочится взгляд,
дорога легка
и так коротка —
прямая дорога в ад.
Что проку, скуля, этот мир бранить —
не двинется время вспять.
Порвать можно нить
и путь изменить,
но только нельзя стоять.
Мы волей-неволей бредём в веках
тропою страстей и мук.
В снегах и в песках,
в густых облаках
соткал свою сеть паук.
Порою скупится на свет луна,
чернеют небес края,
дорога длинна
и еле видна.
Что делать, она твоя.

Я жду повторенья волшебного мига

Письма из Москвы в Калифорнию

На земле, позабытой Богом,
что ни сей – сорняки растут.
Я не в силах изящным слогом
описать проживанье тут.
Краски блекнут в потоках влаги,
и, хоть я одичал в глуши,
не спешу доверять бумаге
откровенья своей души.
От вранья здесь природа плачет,
лишь молчанье сулит добро,
но ведь я обещал – и значит,
поневоле беру перо.
И поскольку все в мире странно,
образцы невеселых дум
я без всяких прикрас и плана
предъявлю, как взбредет на ум.
Но не стану вещать, стеная