В поисках истины. Ученый и его школа - страница 20

]. «Отрезали» Среднюю Оку от Приднепровья («Русской земли»), по мнению автора статьи, половцы. С 60–70-х гг. XI века, «по-видимому, можно связать и время возникновения имени “Резань”» [17, 304]. В этой статье А.Г. Кузьмин видит в русах исключительно население Русской земли «в узком смысле». Ведь именно отсюда идет основной колонизационный поток на Среднюю Оку, и не вятичи, а выходцы из Приднепровья принесли в Рязанский край свойственную им «географическую номенклатуру»: «Здесь был Переславль, который, как и Переславль Русский, располагался на Трубеже (до начала XIX в. приток Оки). Через Переславль протекает речка Лыбедь. Неподалеку от Переславля находились города Вышгород и Льгов, между Старой Рязанью и Пронском – Белгород. В “списке русских городов”, относящемся к концу XIV – началу XV века, среди рязанских городов названы Торческ, Воино, Глебов, Зареческ. Вместе с тем в собственно рязанской земле нельзя указать ни одного города, который вел бы свое название из земли вятичей» [17, 300].

В Рязани в 1969 г. вышла и вторая книга Кузьмина «Русские летописи как источник по истории Древней Руси», которая, как сообщал автор, «явилась результатом работы со студентами истфака Рязанского пединститута в 1964–1968 гг.» [18, 4]. Она мало походит на «пособие», как ее определяет А.Г. Кузьмин, и представляет собой, по существу, итоговую, на тот момент, работу автора. Переехав в Москву, А.Г. Кузьмин работал над текстом докторской диссертации «Начальные этапы древнерусского летописания», которая в 1971 г. была защищена в МГУ. И в статьях, написанных в 1970-х гг., и в опубликованной в качестве монографии в 1977 г. докторской диссертации А.Г. Кузьмин продолжал линию в исследовании источников по истории Древней Руси, начатую им под руководством М.Н. Тихомирова [19; 20; 21; 22; 23; 24; 25; 26; 27; 28; 29]. Его по-прежнему привлекает поиск древнейших неизвестных летописных традиций и источников, интересуют и местное летописание, и Татищев, и Длугош, и «Слово о полку Игореве», и другие летописные и нелетописные источники, как ранние, так и поздние. Даже летописи XVII в., такие как «Мазуринский летописец», для него представляют «интерес не только своим основным содержанием – оригинальным материалом о событиях XVII в., но и своеобразной трактовкой событий отдаленного прошлого, в большинстве случаев отражающей взгляды и материалы более ранних средневековых историографов (XVI–XVII вв. и, возможно, еще более ранних)» [20, 189]. Важны и «песни и былины киевского периода», которые сохранялись «на северных окраинах Руси в течение многих столетий». Ведь, как показал «Б.А. Рыбаков, почти все былинные сюжеты укладываются в хронологические рамки с IX по XII в., хотя имеются их записи лишь самого недавнего времени. Естественно, что многовековое перепевание древних сказаний постепенно нивелировало их художественные особенности и приводило к утрате колорита времени. И тем не менее былины отразили те черты народного характера и мировоззрения, которые вошли в его плоть и кровь, стали прочной традицией» [24, 121].

А.Г. Кузьмин, как и раньше, решительно выступает против тех, кто своим скепсисом объективно способствует сокращению количества извлеченных из источников известий о прошлом. Это и С.Л. Пештич, и Я.С. Лурье, и Е.М. Добрушкин, и Э. Кинан, и А.А. Зимин, и др., по его мнению, исповедующие «презумпцию подложности» источника, которая «конечно, не всегда выступает в обнаженном виде». Разумеется, «сомнения и скептицизм сами по себе необходимые условия плодотворного исследования. Речь, очевидно, может идти лишь об их направленности. В юриспруденции дознание отправляется от “презумпции невиновности”: обвиняемый невиновен до тех пор, пока не доказана его вина. Нечто подобное необходимо и в качестве гарантии объективности научного исследования. Скептицизм желателен не только при рассмотрении показаний источника, но и при выдвижении претензий к нему. Ученый не может обязывать источник оправдываться. Он должен доказать свое обвинение. Напоминание о некоторых очевидных методических изъянах нелишне потому, что они встречаются в “скептических” построениях. Но темой серьезного рассмотрения могут быть те принципы исследования, которые представляются вполне оправданными и, тем не менее, приводят к резкому столкновению с выводами, полученными иным путем» [25,